Так и сидит сейчас Кашкин, в глупой позе поскользнувшегося на льду человека с разъехавшимися ногами. Ему бы сейчас хотелось треснуться об этот лёд башкой, самым теменем, чтобы и не подняться вовсе – вот какой удар нанесла ему жена. Да и как она сейчас одна, с тяжеленным-то чемоданом? Сколько времени прошло? Минута? Час? Вернись, Катя, прошу тебя, вернись!
И точно бы в ответ на эту мольбу в молчании покинутой квартиры, да и не квартиры вовсе, а так – коробочки, звучит дикий, точно душат его, дверной звонок.
Катя!
Глава 3. Раз плюнуть
Катя! Милая, родная, сейчас!
Кашкин поднимается на затёкшие ноги. На эти непослушные, чужие, предательские ноги, которые с трудом несут его через комнату в коридор. А в коридоре же перевёрнутый велосипед, и его нужно поставить и отодвинуть, а то к двери не подойти. Кашкин заплетается в этом маленьком трёхколёсном спруте, спрут тоскливо тренькает, а дверной звонок тем временем надрывается – звенит настойчиво и гневно, точно говоря: не откроешь сию минуту, пеняй на себя!
И Кашкин мчится открывать. Открывает и бросается на шею звонившему.
– И я тебе рад, соседушка! – гремит тот на всю лестничную площадку, взмахивает руками, и в его подмышках видны негустые, но длинные волосы.
Сосед в своём обычном: в отвислых трениках да отвислой же посеревшей майке. И перегаром от него несёт так, что стены прошибать можно.
– Твою только что встретил.
Он кивает в неопределённом направлении, а перегар бьёт Кашкину в ноздри.
– Чё это с ней?
Не твоё дело, чё это с ней. Выкладывай, чего пришёл. Но не говорит этого Кашкин, а только думает. Сосед знает мысли Кашкина, но не подаёт виду.
– Я, слышь, чё это. Не одолжишь стольник до зарплаты, ну?
И делает после этого «ну» скользкими губами трубочку, точно поцеловать Кашкина предлагает. Кашкин знает эту трубочку из губ. Она всегда означает, что сосед намерен просить долго и упрямо. А ещё эта трубочка означает, что Кашкин непременно даст нужную сумму. Другого способа отвязаться от этой гадкой трубочки нет. И не хватит Кашкину духу ответить отказом. И ненавидит себя Кашкин за малодушие. Тьфу, хлюпик.
– Ну? – снова трубочка.
Дать бы тебе сейчас с размаху прямиком в твою трубочку, но сосед крупнее Кашкина, в плечах шире, и сделать Кашкина инвалидом ему ничего не стоит. А у Кашкина жена и дочь. Ему семью вернуть надо. А вот инвалида делать из Кашкина не надо. Кашкин сейчас и так уже инвалид, с этой своей ва-лю-то-ре-ей.
– Не одолжу, – внезапно для себя отвечает Кашкин.
Точно