горящий от заката.
В струю времен и странствий
вгляжусь и погружусь.
Прощай, прости и помни,
свершенное тобою.
Сжигать мосты? – зачем же?
не все ведь Рубикон.
Суета
Стихи все реже, проще, плоше,
Все меньше страсти и любви,
дел – горы, праздники – в пригоршнях,
и счастья тени – позади.
Из тонких кружев восхищенья
текут стихи. Порвалась сеть.
Кругом – болезнь и утомленье.
И нет желанья жить и петь.
Географ
Легко и весело —
Едва это возможно.
Вино и месиво —
Истошно, вьюжно, ложно.
Нет места прочности —
Тончайшие детали.
Огрехи, сложности —
Всё поглощают дали.
Сызрань
Сызрань утром рано:
Ни души, ни огонька, ни зги
Словно кто-то из последних спьяну
Расплескал по станции мозги.
Снегом крыши крыты,
Ветер стонет-свищет: «пропади!»
И под шубой бьется
Горестное горе,
Даже дым не вьется,
В каждом – вор на воре,
Только пусто в доме,
Хоть шаром кати!
Три собаки мелко
Протрусили тропкой,
Город замер в стельку
За субботой горькой.
Зябко аж в купейном:
Постоял немного – проходи!
День независимости
Поезд вползает в московские дебри.
Дрязги и дребезги,
пух с тополей,
в недрах гаражно-барачнейшей мерзости,
сидя на ящичной таре: «налей!»
Мало знакомые, жрущие мало:
«Нам независимость – но от кого?»
Скользкие рельсы, зловонные шпалы,
старое, в мухах и смраде говно.
Город меняется, красится, пудрится:
бывшие красные – разных цветов.
Водка за сорок, копченая курица,
больше безмолвия в скудости слов.
«Выпьем за Родину! Выпьем за Сталина!
Выпьем за наши грехи и дела!»
Под тополями – асфальта испарина,
а по асфальту – тачки кидал.
Город богатеньких – город для бедненьких,
для не нашедших судьбу и себя,
золото – органам, гривенник медненький —
нам по карманам, мелко звеня.
Смутно и тошно о будущем спорим:
«Что, докурили? Тогда наливай!» —
«Ох, вы дождетесь, укрывшись заборами!» —
«Будет тогда и у нас Первомай»…
В Серпухове
Золотые шары, золотые шары,
Я бреду по пыли и брусчатке,
Надо мною – кресты, купола и шатры,
А за мною – грехи-опечатки.
За домами в садах яблок спелых пейзаж,
В каждом