Димка отвернулся от девицы и зашагал к костру. Через пару минут обернулся – приезжей незнакомки и след простыл. Наверное, послушалась его совета и пошла домой. Вода оставалась спокойной и нетронутой. Молодой человек глубоко вдохнул в себя вкусный ядрёный воздух белой ночи и выдохнул лёгкое облачко пара. Стало прохладнее.
Есеня сидела у высокого горячего костра и, вытянув руки к теплу, напевала колыбельную.
– Долго же тебя не было! И где наши дрова?
Только тут Димка сообразил, что оставил их на берегу.
– Не стал брать – сырые совсем, – буркнул он.
– А я слышала чьи-то голоса вон там!
Девушка указала рукой на старый пляж у трёх сосен – в противоположную сторону от того места, где он только что был. Димка с облегчением выдохнул. Значит, подруга ничего не видела.
– Там нет никого.
– Нет же! Красивые женские голоса. Они что-то пели. Может, русалки? Как ты думаешь, в нашем озере они водятся?
– Чушь какую-то говоришь, – рассердился Димка и положил сухой сук в прожорливые языки пламени. Прижал Есению к себе. – И вообще, это глупые девчонки рассказывают по ночам страшные истории. Ты же у меня не такая?
Есеня потупила глаза и, смущённо улыбнувшись, ответила ему поцелуем.
3 ГЛАВА
ИВАН НИКОЛАЕВИЧ ЭЙН
26 мая 2018 года. 22:40
В который раз я проклинал себя за то, что ввязался в эту авантюру, связанную с атрибуцией неизвестного полотна Крамского. Конечно, художник никогда не бывал в Карелии, а если и бывал, то об этом уже давно было бы известно. Если допустить, что именно Крамской написал эту картину и если это действительно подлинник, то каким образом он столько лет оставался неизвестным и скрытым от хищных и зорких глаз агентов биржи искусства? Каким образом картина очутилась в заброшенном карельском посёлке?
Больше всего в этой ситуации меня злило то, что безумный коллекционер даже не удосужился показать фотокопию картины, а ведь фотография у него, наверняка, была, и не одна. Несколько раз я просил Ефима Александровича об этой услуге, но мерзкий старик лишь отнекивался, ссылаясь на плохую память и нелюбовь к современным гаджетам. Якобы, когда он был в посёлочке, у него не было с собой фотоаппарата, а с камерой на телефоне он не дружил. Всё это выглядело довольно абсурдным и очень меня смущало.
Я резко надавил на тормоза – за роем терзавших меня вопросов вовремя не распознал полустертого, но все ещё находящегося на посту лежачего полицейского, который мне отомстил неприятным дребезжанием колодок и свистом переднего колеса. Я выругался, как обычно бывало в таких случаях, и снова втопил педаль газа в пол. Мой старенький, но прочный BMW отозвался фырчаньем мотора и одобрительным гулом ветра в лобовое стекло. Я мчался в Карелию на всех парах – хотел поскорее разобраться с этим делом.
Посёлок Сапёрное остался позади. Миновал Отрадное. Покурил.