Черный кристалл идеальной формы, с безупречными гранями, стремящимися ввысь, был закован в толстую броню прозрачного льда, как древний мамонт, навек уснувший в водяной толще. Но, в отличие от мамонта, Монолит был жив. Даже сквозь толщу льда чувствовалась его энергия, его потусторонняя жизнь, неспящая в глубине черной глыбы. Не было такой силы, которая могла бы сломить эту жизнь в камне. Не было человека, способного погасить черную искру в сердце Монолита. Как и того, кто сумел бы ему воспротивиться…
Человеческое существо, умирающее от холода, на мгновение ожило. Крап не помнил, кто он, откуда, зачем он шел сюда, он позабыл почти все, кроме одного желания. Самого заветного. Самого настоящего. Единственного.
Обкусанные синие губы разлепились. Сжатые от холода челюсти пошевелились, издавая едва слышный звук:
– Дай мне… согреться…
Монолит гордо и молча возвышался над ничтожным червем. Но даровал ему желаемое.
Крапа сначала затрясло. Жар начался с рук, постепенно захватывая все тело. Конечностям вернулась подвижность, на мгновения зажглись погасшие уже клетки больного, пораженного раком и холодом мозга, наполняя голову мыслями и образами. Засверкали подернутые предсмертной мутью глаза.
А потом черные руки сталкера вспыхнули. Огонь охватил ладони, жадно вгрызся в рукава куртки, будто пробуя мужчину на вкус, а потом с ревом окутал его целиком. Человек сгорел быстро, как спичка. Обугленный труп упал в снег, растапливая его своим, не нужным более никому, теплом.
Голуби
Валера властно смотрел вниз в полной отрешенности. Он как бы вошел в транс. Иногда его голова дергалась в стороны, но взгляд никуда не уходил. Как и все мы он хотел летать высоко в небе, как орел, но вот не задача. Он не орел, он даже не обладает похожим зрением. Его тело не способно выдерживать долгие нагрузки, в конце концов Валера не такой крупный, он не вызывает трепета. Я сильно за него переживаю. Сейчас он смотрит вниз, сидя на краю. Под нами пропасть метров в тридцать. Там внизу стоят деревья, играет детвора во дворе, видны крыши машин, что припаркованы около подъездов. Эта высотка – наша точка. Мы часто собираемся здесь с парнями, чтобы поделиться последними новостями, плюс отсюда открывается потрясающий вид на однообразно серый город, хотя в хорошую погоду так нельзя было сказать. Вот только настроение Валеры меня немного удручает. Я не решился сказать ни слова в тот момент, когда он смотрел вниз. Иногда он переступал с ноги на ногу, мне стало не по себе. Всю напряженную ситуацию разрядил Гриша Сизый. Он прилетел сбоку, откуда точно я не увидел, так как следил за Валерой. Гриша уселся рядом со мной. Посмотрев на нашего общего друга, он бросил в воздух:
– Наши на пруду собираются. Там мамашки пришли с хлебом. Обожаю мякиш.
– Погнали? –