Он устроился сторожем в консерваторию. Часов в одиннадцать вечера, студенты, сдавали Сандулову ключи от классов, он закрывал тяжелую входную дверь, не спеша обходил все три этажа, где на коридорных стенах висели портреты великих музыкантов в тяжелых рамах, потом заваривал крепкий духмянный зеленый чай, доставал толстую тетрадку в коричневом коленкоровом переплете, ручку и начинал писать.
Ровные строчки ложились на бумагу легко и четко, будто кто-то, невидимый водил его рукой, диктовал слова и поступки, которые совершали герои его историй. Он вспомнил: когда в последний раз навещал бабушку, она вдруг крепко, двумя руками прижала его голову к своей груди, поцеловала в лоб и тихо сказала:
– Ангела тебе за спиной, внучек.
И Сандулов подумал, может этот самый ангел, которого подарила ему бабушка, и водит его рукой…
Общих тетрадок, исписанных бисерным почерком у него накопилось целых пять штук, лежали они в левом ящике кухонного стола, рядом с черной изоляционной лентой, плоскогубцами, молотком, отверткой и старой зажигалкой…
Однажды, проверяя почту, он вытащил узкий синий конверт с наклеенными иностранными марками. Письмо было от Серёжки Камалова – старого друга, вместе с ним окончившего журфак универа. Начинали они в заводской многотиражке, потом Серёжка, где-то в отпуске, на югах, познакомился с девушкой, женился. Её отец – крупная партийная шишка, перетащил зятя в Москву, устроил в большую союзную газету, в которой Камалов дорос до замглавного редактора. И, иногда попадая в столицу, Сандулов звонил по личному замглавредовскому телефону. Серёжка, теперь посолидневший Сергей Владимирович, в дорогущем итальянском костюме вел Сандулова в ресторан Дома журналистов и, пьянея от хорошего виски, обнимал Сандулова за плечи, говорил: «Не бойсь, все будет нормально. Ведь помню, как прикрывал меня на экзаменах и зачетах. Так что отплачу добром за добро».
Несколько лет о Камалове Сандулов ничего не слышал и, открывая номер столичной газеты, в редакционном списке его фамилию больше не находил. Поэтому и удивился полученному письму.
Камалов писал, что теперь проживает в Нью-Йорке, собирается издавать русскоязычную газету и, если Сандулов не против поработать в ней, готов прислать рабочую визу.
Сандулов согласился. Семьи у него не было – не считать же семьей два неудачных коротких брака без детей. Он собрал нужные бумаги, сдал в американское посольство и довольно быстро получил приглашение на интервью. Сотрудницу посольства, изучавшую его бумаги, весьма позабавила история про жеребца Аксая