Валь подняла брови и недоуменно пожала плечами. В последний раз, когда она могла так же легкомысленно отмахнуться от «нудятины», ей было лет десять от роду. А теперь приходилось прислушиваться ко всему.
– Нет, я понимаю, что это важно, – попыталась объяснить Эпонея. – Но это просто не укладывается в моей голове. Наверное, я глупая, и все дела! Есть же умные люди, которые этим занимаются. Они могут всякое предполагать и располагать, а у меня даже чаю не с чем выпить: я вчера съела весь свой запас печенья с белым шоколадом…
– Я как раз принесла гостинцев, чтобы тебе не было так грустно.
– Ох, Валь! Ты даже это смогла предусмотреть! Нет, воистину, вы с папой одного роду-племени! – вновь залилась смехом Эпонея. И, глядя на её живое солнечное лицо, Валь тоже невольно улыбалась.
Это было так странно.
На следующий день она вернулась в обеденный перерыв, поскольку это был день присутствия в следственной службе, и не пожалела. Сестра принимала её с радостью, болтала обо всём без умолку, с интересом слушала её истории и бравурно рассказывала свои. Покидая её, Валь снова не понимала себя, но настроение у неё поднималось само собой.
Незаметно наступал праздник. На улицах вывешивали гирлянды из разноцветных бумажных фонариков, а на подоконниках зажигали красные, белые и жёлтые свечи. Глен, по счастью, был занят в мастерской: он заканчивал статую для Луазов, которую хотел успеть до Долгой Ночи. И поэтому Валь могла пропадать в городе сколько душе угодно. Но не смела обделять и Сепхинора предпраздничной суетой: он получил свою долю прогулок по магазинам и выбирания разных фигурок, побрякушек и игрушек. Однако теперь ему досталось куда меньше из-за того, что Валь то работала, то инкогнито приезжала в город, только ради Эпонеи.
В канун праздника, в среду, Валь могла рассчитывать на короткий рабочий день. После этого она собиралась навестить сестру, а затем – примчаться домой и снова трудиться над приготовлением кексов, пирогов и двух специально забитых к этому дню гусей. Она принесла сэру Фиору бутыль десятилетнего коньяка бордери де люкс в качестве подарка, а тот вручил ей большой букет снежноцветов с остролистами. Снежноцветы весь год стояли хмурыми тёмными зарослями с жёсткими листочками, похожими на иголки, и лишь зимой распушались, подобно вербам, пушистыми белыми комочками. Вместе с красными костянками остролиста букет смотрелся волшебно и очень нарядно. И это сразу дало баронессе идею относительно причёски на время торжества.
После непродолжительной возни с карточками она решила, что работать сегодня смысла не имеет. А потому она посмотрелась в зеркальце, оправила косу и поднялась с коробочкой турронов – сладостей из нуги с орехами – на верхний этаж, к Рудольфу. Но, когда она постучалась, сдавленный голос баронета испугал её.
Рудольф сидел за своим бюро, положив ноги прямо на бумаги, и курил. Не сигару, а трубку – старинную, должно быть, оставленную