– И что же он вечно такой подозрительный? Вот только сейчас видела, как он что-то роет за пригорком кладбища. Предлагаешь не обращать внимания?
Тот убедительно кивнул в ответ.
– Именно это я и предлагаю. У него есть… маленькие странности, если можно так выразиться, но я готов поклясться вам куда откровеннее, чем инвесторам, что они абсолютно безобидны.
– А если это какая-нибудь… контрабанда? Или ещё что? Я боюсь себе представить! – сердитым полушёпотом ругалась Валь.
– Нет-нет-нет, отнюдь! Мистер М. просто когда-то был старого типа кавалеристом. Я так понимаю, он перезакапывает свои рыцарские приблуды. Для него это настоящие сокровища, но мы-то с вами понимаем, что в век огнестрельных орудий их только разве что на полку положить.
Валь посмотрела на него сердито, однако Банди пообещал:
– Клянусь вам, леди Моррва, змеиной кровью, что течёт в моих жилах, если вы того пожелаете, мы сию же секунду уйдём. Но если вы готовы мне поверить, то просто не предавайте его ребячеству значения. Мистер М. многое пережил, и потому ему так важны вещи, которые могут показаться специфическими. Однако он никогда не причинит вам зла.
Сомнения продолжали терзать её, но она согласилась. В конце концов, честь многое значила для островитян и служила серьёзным залогом для клятвы.
В субботу они поехали в город вместе. Якобы на рынок, но на деле Мердок и Банди собирались, конечно, на биржу, а Валь попросила высадить её на перекрёстке набережной с проспектом Штормов. Даже таким понимающим работникам незачем было знать, что она отправляется в кабаре.
Ясный послеобеденный день предвещал грядущие холода. Самое то для шестнадцатого декабря. Весь остров предвкушал наступление самой долгой ночи в году на следующей неделе. Ночь эта считалась нечистой и страшной, все честные люди должны были всю ночь не спать и держаться вместе, наблюдая за тем, чтобы в дверь не ворвались тёмные порождения зимы. Ведьмы, черти, вампиры, упыри и неупокоенные мертвецы, согласно поверьям, от заката до рассвета правили своей нечестивый бал. И, развлекаясь, они стали бы ломиться в окна и двери к честным людям, смущать их сладкими речами и запугивать звериным воем. Чтобы не терять дух во время этой «осады», полагалось подбадривать друг друга песнями, танцами, подарками и множеством угощений. Поняв, что никого одолеть не удалось, ночь отступит от мира, и, начиная с двадцать третьего декабря, солнечный день будет становиться всё длиннее и длиннее.
Валь всегда любила этот праздник, и тем приятнее было о нём думать, зная, что на него есть, что потратить. Она хотела поскорее повидаться с Эпонеей и отправиться на рынок – выбирать подарки для семьи и в особенности для Сепхинора. Она решила покончить со всем побыстрее, поэтому попросила у охраны на входе «Рогатого Ужа» представить её опальному лорду Миромо Моллинзу, и уже через десять минут тот вёл её по служебной лестнице кабаре на самый верх, к мансарде.
Лорд Моллинз чем-то напоминал самого Беласка. Коренной островитянин, он, тем не менее, носил пиджак и стоячий