Она вышла за Джо Бейтса в мае, в конце второго курса, и поначалу я думала, что у них идеальный брак. Джо тогда заканчивал университет, он был почти на семь лет ее старше, рослый, слегка сутуловатый, с непокорной шевелюрой, он проявлял трогательную заботу о Кларе. Их взаимное обожание перед свадьбой было настолько романтичным, что иногда производило комичное впечатление: нам казалось, что Джо способен сорвать с себя пальто и накрыть им грязную лужу, чтобы Клара могла пройти, или пасть на колени и исцеловать ее резиновые сапожки. Все их дети были незапланированными: Клара встретила первую беременность с изумлением, не веря, что подобное могло с ней произойти; вторую – с испугом, а теперь, во время третьей беременности, она впала в угрюмый безвольный фатализм. Говоря о своих детях, она прибегала к метафорам, в которых фигурировали моллюски, облепившие днище корабля, или приросшие к рифам полипы.
Я смотрела на нее и со смущением чувствовала, как меня захлестывает волна жалости к ней; что еще можно для нее сделать? Возможно, предложить прийти как-нибудь и прибраться в доме. Клара, попросту говоря, всегда была жутко непрактичной, она никогда не умела справляться с самыми обычными повседневными делами – считать деньги в кошельке или приходить вовремя на лекции. Когда мы с ней жили в общежитии, она вечно застревала в своей комнате, не в состоянии найти парную обувь или чистое платье, и мне не раз приходилось вытаскивать ее из груды вещей, которые беспорядочно скапливались вокруг нее. Ее склонность к беспорядку вовсе не была активной и творческой, как у Эйнсли, которая по настроению могла за пять минут посеять в комнате хаос; нет, у Клары эта склонность была пассивной. Она просто беспомощно стояла, глядя, как на нее накатывает вал хлама и мусора, не в силах ни остановить его, ни увернуться. И дети у нее были такие же. Ее тело, казалось, совсем ей не подчинялось, оно жило собственной жизнью, не слушаясь ее указаний. Я разглядывала яркий цветочный узор на ее халате для беременных: стилизованные лепестки и усики