Я перестала ездить где-то осенью две тысячи девятого, уже было не до справедливой России, хотелось скорее попасть на самый либеральный канал в стране, который через рекламную паузу отречется от свободы.
– Так что Антон? – не среагировала на рекомендательный запрет шефа.
– Антон поет о войне и мире.
– Толстой?
– Крылов.
– Крылов басни писал.
– Маша! – одернул.
Собралась тут же с мыслями.
– Сделай сюжет о музыке. Молодой музыкант, жизнь только начинается, подает надежды. Сравни с некогда почившим Летовым, хорошая аналогия. Свобода слова, свобода мысли – кто мешает обрести нам эту свободу? Подумай на эту тему, ладно?
– Свобода внутри нас?
– Ну смотри, в Брянске его никто не знает, есть вероятность, что просто не дают раскрыться, а в Москве заметили. Удивительно?
– Аналогия с Бродским? В Советском Союзе так себе поэт, а в мире – великий.
– Бродского не трогай! Потрогай кого-нибудь другого. Вопросы?
– Нет вопросов.
Во внутреннем кармане джинсовки зажужжало.
«В себя пришла?» – пришло на IСQ от Таньки.
Какой отвратительный мир без ватсапа, верните меня обратно.
«Только зашла», – ответила и бросила подальше в сумку, чтобы не мешался. Тогда жизнь была проще в миллион раз только уже потому, что телефон еще не стал частью ладони и не было еще этого мерзкого невроза от неотвеченных звонков. Тогда всё было гораздо медленнее, тогда можно было не отвечать на входящие и сообщения по несколько часов и никто тебя за это не осуждал.
– С тобой завтра едем? – в проходе кабинета возник Громов.
– Привет, Коль.
Оператор улыбнулся. Был рад мне.
– Что снимать есть, с кем снимать есть – иди, пора тебе! – поторопил Орлов из кабинета.
– Ну хорошо-о-о, – протянула и потянулась за Громовым. – Слушай, а давай с двух камер снимем?
– С двух камер? Зачем? – удивился мой любимый оператор.
– Так красивее будет, мы тогда сможем одну на общий план поставить, второй крупные снимать, как тебе?
– Я и так сниму, – дернулся всем телом от глупых предложений.
Коля снимал со мной всю мою стажировку, все три месяца я была привязана к нему, как микрофонный шнур