Стоят у дороги два командира, подполковник и майор, посылают всех, кто на восток топает в сторону большого вишневого сада, там уже щели отрыты, от бомб укрываться. И тут же из ящиков раздают противопехотные гранаты РГД и взрыватели, говорят, что на случай появления немецких танков. Мать моя, с РГДэшкой на танки, кишки на гусеницы наматывать! Да где ж наша техника, где «тридцатьчетверки», где «КВ», неужто все немцы разбомбили-пожгли?
Ну, делать нечего. Укрылись мы в этих щелях. Снял я ремешок с брюк брезентовый, связал вместе три гранаты и все в дреме какой-то. Сам думаю, если танки пойдут, верная смерть. Говорю себе: «Может быть, ты последние минуты живешь, про то подумай», а сам спать хочу, спасу нет. И уснул. Сколько проспал, не знаю, только во сне, будто шилом меня кто в сердце ширнул. Вскинулся, глаза открыл и слышу вверху:
– Зу-зу-зу-зу.
По новой свистопляска началась. Обошлось и в этот раз, не зацепило нас, хотя страху натерпелись, конечно, но он уже будто и в привычку стал. Когда бомбят тебя раз за разом, вместо страха равнодушие появляется, да обида еще порой, убили б сразу, чего так мучить то?… Руку чью-то по локоть оторванную, в щель к нам забросило, так Овечкин ее прикладом в сторону отпихнул и все на том.
Только стихло, улетели они, Николай говорит:
– Пойду, воды поищу. Может у убитых во фляжках есть.
Скоро вернулся, по фляжке в каждой руке. Сунул нам одну с Васей:
– Афанасьич, почти все ушли уже. Мы только и остались, да подальше еще несколько человек. Топать надо, сам же говорил. Вобьют нас здесь в землю бестолку и вся недолга.
Смотрю и точно, многие вокруг уже ушли, дальше на восток потянулись. Кто пехом, кто на машинах, командиры в особенности.
– Пошли, – говорю.
По шоссе решили не идти больше, поскольку немец его чаще всего и бомбил, ну и в овраги бомбы сыпал, понятно, в промоины, где наша техника и бойцы с командирами скапливались. Нашли мы дорогу проселочную, что подальше от шоссе, но в нужном нам направлении через поля текла, и пошли по ней. Километра два протопали, видим – грузовичок-полуторку перевернутую, а за ней по дороге шлейфом консервные банки рассыпались. Большие и маленькие, всякие. Овечкин парень хозяйственный оказался, говорит:
– Надо плоские банки брать, там рыбная консерва.
Положили сколько-то банок в вещмешки, посмотрели вокруг машины, может сухари найдутся. Не нашли. И воды тоже нет. Это уж совсем плохо. Хорошо, как темнеть стало, все небо тучами заволокло, дождь не дождь, морось какая-то пошла, все посвежее, хоть и не наберешь ее чтоб напиться. А еще мысль счастливая, пусть спать и мокровато придется, а коль завтра такая погода будет немцу не летать. А пить охота, спасу нет, горло все ссохлось, как наждаком, во рту скребет. Есть тоже охота, да нельзя, наешься консервов этих рыбных, совсем потом от жажды изойдешь.
Еще километр с лишком