Погрузились мы в товарные вагоны и двинулись на запад, потом стали забирать на юг. Ехали несколько дней, куда и зачем не зная. Когда стали выгружаться на переезде, я смотрю мазанки белые, точь-в-точь как у хохлов – переселенцев в нашей степи кулундинской. Думаю: «На Украину, значит, приехали. Так и оказалось. Зимы тут уже совсем не было, не то что у нас в Сибири. Тепло, солнце светит, деревья листочки выбросили, на травке зеленой можно полежать в небо поглядеть. Все хорошо, если б не война.
Попали мы служить в шестую армию, 230-ю, вроде, стрелковую дивизию, сейчас точно не помню номера, столько лет прошло. Да и были мы ее бойцами недолго совсем… Сформировали из нашего пополнения батальон. Повезло, попали мы с Васей и еще несколько ребят из моего взвода в запасном полку в одну стрелковую роту, жаль только по разным взводам нас развели. Я своего командира, к которому меня помощником поставили, попросил, чтоб он с тем взводным договорился Васю к нам перевести. А они, взводные эти оба только после трехмесячных курсов младших лейтенантов получили и форсу у обоих выше ноздрей:
– Чего это я его просить буду? Ты мне что делать не указывай.
Ну, что ты с этим «фазаном» сделаешь? Козырнул, слушаюсь мол. Решил, дальше видно будет, придумаем, что-нибудь.
Глава третья
Числа пятого или шестого мая в нашем полку и в других частях тоже провели митинги. К нам приехал батальонный комиссар, произнес речь. Грузовик – полуторка с откинутыми бортами, вроде, как помост, с него он и говорил. А мы вокруг этой полуторки, стояли и его слушали. Голос у него зычный, привык выступать так, что хоть и много в полку людей, всем слышно было.
Сказал он с полуторки, что наш фронт готовится к активным боевым действиям по освобождению от гитлеровцев всей территории Украины. Мол, враг далеко не так силен, как был в 41-м, у нас есть все, что нужно, чтобы его победить, и мы его победим. Сказал еще, что товарищ Сталин уверен и ждет от всех нас разгрома немецко-фашистских захватчиков в этом 1942 году…
Тут все «Ура!» закричали и я, конечно, тоже, только без особой радости. Память еще свежая совсем была, на своей шкуре испытал, как немцев «шапками закидывать». Но все ж хотелось, как любому, на лучшее рассчитывать. Танков наших, еще на станции при разгрузке, много видно было, и на марше, когда уже пехом в дивизию топали, тоже немало их мимо нас к фронту шло. Очень верить хотелось, что получится здесь, побьем немцев, а все ж 41-й год, когда они нас, как кутят, трепали, забыть не получалось. Да…
Подумал еще тогда, что, может, не понимаю чего, но разве можно о предстоящем наступлении так открыто говорить? Оно ведь скрытно от противника должно готовиться. Так нас учили, и немцы всегда так делали. А тут перед тыщами людей… Это уж сильно надо в себе уверенным быть и врага ни за что считать. На войне так нельзя, боком выйти может.
О мыслях своих я, понятное дело, никому не сказал, даже Васе Небесному. Чего парню в голову туману напускать? Пользы от этого никакой не будет, а душу разбередить человеку очень даже