– Ну, как ты?
– Как я? – наклонил голову Цзыя. – О чем это ты?
Дацзы заметила, как запульсировала вена на шее Жиги.
– Может, присядешь? – спросил Жига.
Цзыя покачал головой и хихикнул.
– Что тут смешного? – рявкнул Жига. – Идем, Цзыя.
– Цзыя? – Цзыя закатил глаза к небу. – А кто это?
Жига потянулся к мечу. Дацзы подняла нож. Они ведь к этому готовились, все втроем, и с согласия Цзыи. Нужно нанести удар, прежде чем откроются врата…
Лицо Цзыи исказила кошмарная ухмылка:
– Шучу.
Жига расслабился.
– Да чтоб тебя!
Дацзы выдохнула и попыталась утихомирить бешено колотящееся сердце. Цзыя сел перед костром, скрестив ноги. Взгляд небрежно скользнул по связанному оленю.
– Совсем как ручной, да?
Он взял с земли свой нож и поиграл с ним перед оленем. На зазубренном лезвии сверкнуло пламя. Олень лежал неподвижно. Как будто мертвый, если бы не тяжелое хриплое дыхание.
– Дацзы проглотила шарик опиума, – сказал Жига.
– Ясно. – Цзыя подмигнул ей: – Вот и умница.
Дацзы страстно желала, чтобы наркотик подействовал быстрее. Чтобы Жига дал ей время. Но это требует сострадания, которым он уж точно не обладал.
– А ты оживилась, Дацзы, – сказал Жига, покачав перед ней ножом. – Давай не будем затягивать.
Дацзы замерла. На краткий миг она подумывала сбежать. У нее задрожали колени.
Нет. Пути для отступления нет. Ей придется это сделать, если не ради себя, то ради Цзыи.
Он обожает дурацкие шутки. Не способен ничего принять всерьез, даже безумие, возможно, ожидающее впереди, его лишь забавляет. Но ее страх и страх Жиги – реальны. Цзыя месяцами балансировал на границе здравого рассудка и безумия, и они не знали, когда он рухнет в бездну навеки. Лишь этот шаг мог его вернуть.
Только вот это дорого им обойдется.
– Поднимите ножи, – скомандовал Жига.
Они подчинились. Олень смирно лежал под блестящими клинками, его остекленевшие глаза были открыты.
Жига заговорил. С каждым словом заклинания, с каждой ложью, зверством и убийством, которые они совершили, пламя поднималось все выше и выше, пока не взметнулось выше человеческого роста, прямо в ночное небо. Когда эти слова произносила Тсевери, они звучали музыкой. С языка Жиги они слетали проклятьями. Дацзы крепко зажмурилась, стараясь заглушить крики в голове.
Жига завершил песнопения. Ничего не изменилось.
Они долго сидели у костра, в растущем смятении, пока тишину не прервал хохот Цзыи.
– Да что с тобой творится? – огрызнулся Жига.
– Ты произнес все неправильно, – сказал Цзыя.
– Это еще что значит?
– Твой акцент. Ничего не выйдет, если так искажать слова.
– Тогда говори ты.
И Жига выплюнул еще несколько непонятных слов.
Мугенских слов, грязного говора, которому он научился в детстве. «Любитель