Накануне Пятидесятницы утром зашёл к нам Бахрам, и я рассказал ему про сон. Вечером он зашёл ещё раз, сказал что виделся с Андреем, одним из Апостолов, и что мой сон очень заинтересовал его. Он просил, если я смогу, завтра с утра придти в тот же дом за мраморной стеной.
Глава 4. Пятидесятница
Чуть свет я вышёл на улицу. Везде уже были толпы людей, на Пятидесятницу съезжались со всей Иудеи, и обращенные в иудейство (прозелиты) даже из дальних краев, много было и таких. Настроение на улицах было радостное. Праздник считался днем урожая и сбора плодов, и днем вручения Моисею на горе синайской скрижалей Закона, Завета Бога с иудеями. Теперь апостолы и ученики Иисуса говорили, что это был Старый Завет, а они несут людям, уже и не только иудеям, Новый Завет, данный Богом через Иисуса Христа. Правда, ессеи так считали только те, которые входили в общину назореев, а другие не считали Иисуса Мессией. Но всего этого не знали толпы на утренних улицах. Учеников Иисуса была малая горстка в этом море людей, и врядли хотя бы каждый десятый что-нибудь слышал о Новом Завете, хотя об Иисусе знали многие, не только в Иерусалиме, но и по всей Иудее, Самарии и Галилее. Знали и забыли – за семь недель. По дороге я посчитал, что ровно семь недель прошло от Его воскресения из мертвых. Семью-семь, сорок девять дней. И сегодня был ещё седьмой лунный и седьмой солнечный дни по календарю отца и Бахрама, по календарю Авесты. Где три семерки, там жди чудес, – эту поговорку я запомнил ещё в Галлии. Сегодня сходились девять семерок!
День начинался ясный, на небе ни облачка, и высоко над домами кружил сокол, священный тотэм седьмого дня. Сердце забилось и, как десять дней назад, предчувствие чуда охватило меня. Был первый час после восхода, когда по дороге, называемой Овечьей тропой я выщел к мраморной стене знакомого дома. Здесь, на площади среди домов зажиточных иудеев также было довольно много людей. По утренней прохладе кто-то шёл на базары, закупать праздничные угощения и вино, кто-то шёл к Храму, чтобы заранее занять места в его языческом и женском дворах на утренней молитве, кто-то просто ходил по городу, поддерживая и впитывая сегодняшнее радостное возбуждение утреннего Иерусалима. Николай Антиохиец и Бахрам встретили меня у ворот и мы быстро прошли в тот же большой зал, где два дня назад было собрание, – и теперь оно уже начиналось.
Все были в сборе, и последними из внутреннего двора вошли Иоанн с матерью Иисуса и женщинами. Но теперь за центральным столом сидели только двенадцать Апостолов, причем Иоанн, что-то сказав Петру, рассадил их так, что слева от него сел недавно избранный Матфий, дальше Фома-Близнец, потом Андрей, за ним по кругу незнакомый мне Апостол, которого называли Фаддеем Алфеевым, потом Филипп, которого я тоже почти не знал. Напротив Петра Иоанн посадил другого Алфеева, по имени Иаков. Рядом с ним сел сам Иоанн и рядом с ним слева его брат Иаков, потом