покупал цветы, дарил браслеты,
комплименты, будто на дрожжах,
поцелуи опускал везде, а след их
когда видел, даже не дрожал.
лоском фрак начищен был блестяще,
кожа, словно лучший изумруд,
весь он, словно с денежкою ящик,
но чем глубже… чувства к низу мрут.
вот нога и кожа бархатиста,
без прыщей, без ссадин, без рубцов,
он с небес спустился в бар, артиста
он включил, почувствовал губ зов.
но, однако, в этот странный вечер
было всё не очень, пусть тату,
и он осознал, что он не вечен,
в сердце он услышал пустоту.
я не знаю, понял ли хоть что-то
кто-нибудь, любовь не купит он,
прятался за кучкой старых шторок
взяток не берущий Купидон.
Вечернее
Небо почернело,
только звёзды рассыпались,
почерк неумело
ставит в сердце красы да близ.
всюду глаза высоток,
высотки горят внутри,
люди глядят из сотов,
в окнах они – ну угри.
что-то в шум и закапало,
тряпку возьми и утри —
наверное, всё из-за клапана,
небо порвать и утри-
ровать под силу почти что любому,
главное – пожелать,
телефонный звонок, как бомбу,
выкину, позже гладь
снова там установится,
загрохотал этот взрыв,
телефонная сеть устно ноет вся,
а вызыватель уж взры-
чал, как мотор грузового,
поправил медаль на груди,
как я, дорогу до дома
на ноги свои накрути.
пугаешься, будто поп робой,
не можем использовать cheat,
давай, шаг за шагом, попробуй,
птица что-то кричит.
повсюду текут водоёмы,
дороги не видно – как нет,
боишься? я здесь, вдвоём мы,
тоску выдувает кларнет.
Люди мечтают наестся ухи…
Люди мечтают наестся ухи,
без еды у них жизнь погана,
а мне бы только б твои духи
и на губах помада.
люди мечтают о сне да покое —
и у меня бывало,
сердце моё корка снега покроет —
покрывало.
мне не разбиться об пропасть (дно видел),
ни об парад,
не осознает меня ни Овидий,
ни аппарат.
в пальцах своих я кручу твой платочек,
нежный он, мятно-синий,
но вспоминаю: оплатил его ночью
в магазине.
пытаются люди заполниться смыслом
в кучке шмоток, трепья,