И разумеется, омаров. Не настоящих, хотя Элли едва ли удивилась бы, наткнувшись посреди этого бедлама на садок с ракообразными, а сделанные в виде омаров чашки и чайники, брелоки, закладки и ветряные колокольчики. Был здесь даже гигантский плюшевый омар, который вот уже несколько лет пылился в дальнем конце магазина. Размером он был с хорошую обезьяну и своими блестящими черными глазами и развесистыми усами напугал не одного ничего не подозревающего ребенка, неосторожно выскочившего из-за угла.
Квинн вечно порывалась все тут упорядочить, а Элли нравился здешний хаос. Она практически выросла в этом магазине; он был для нее чем-то вроде продолжения их дома, наподобие захламленного чулана или набитого сокровищами чердака. Мама многие годы лелеяла надежду расшириться и каждое утро зависала перед мутной соседской витриной. Когда-то там располагалось агентство недвижимости, но последние несколько лет помещение пустовало. Впрочем, для расширения нужны были деньги, а их никогда не было. В последнее время им с трудом хватало даже на то, чтобы поддерживать в жилом состоянии давно требующий ремонта дом. Так что их магазинчик захламлялся все больше и больше. Покупатели, впрочем, не возражали, и Элли тоже.
Она прибегала сюда после школы, делала домашнее задание карандашами в форме омаров, примостившись на антикварном капитанском сундуке; ждала, пока мама не закроет магазин; сидя у окна, слушала, как бьется о скалы прибой в конце улицы. Но больше всех вещей в магазине ей нравилась коллекция рамок, выставленных на полке в дальнем углу. Они были всевозможных форм, размеров и цветов, одни сделаны из серебра, другие из дерева, третьи из обкатанного морем стекла, четвертые украшал изящный узор. И в каждой рамке вместо фотографии было вставлено какое-нибудь стихотворение.
Несколько лет назад, зимним днем, когда за окном мела метель и в магазине было тихо и пусто, мама оставила Элли одну, а сама отправилась на улицу за горячим шоколадом. Пока ее не было, Элли принялась разглядывать фотографии в рамках – черно-белые снимки счастливых людей с широкими белозубыми улыбками. Там были парочки, не сводящие друг с друга глаз, родители, держащие за руки ребятишек, семьи, наслаждающиеся пикниками, катающиеся на лодках и гуляющие по лесу. Переводя взгляд с фотографии на фотографию, Элли насчитала ровно четыре снимка отцов с дочерьми на закорках и ноль снимков матерей с дочерьми.
В ту зиму ей было восемь лет – достаточно много, чтобы понимать, что в Вашингтон они больше не вернутся, но достаточно мало, чтобы твердо помнить отцовское лицо, которое увертливой рыбкой то выныривало из глубин памяти, то исчезало вновь. Поэтому, глядя на фотографии этих счастливых лиц на стенах магазина, она почувствовала, как в душе у нее что-то перевернулось.
К тому времени,