Ну, не знаю. Может, папа хотел остаться живым в нашей памяти. Не хотел, чтобы он хоть где-то был запечатлен мертвым. Иначе мне придется признать, что я просрал последние отснятые кадры – пока папа еще был не под землей, то есть еще не был закопан.
Может, удастся что-то восстановить с карты памяти фотоаппарата. Но это уже маловероятно.
Почти два месяца в доме не работает радио, просто не включают. Его слушал только папа, больше никто. Вставал каждое утро, чтобы приготовить маме завтрак, и слушал новости.
Папа (слева) в Избоищах с Александром Орловым, мужем средней сестры Лиды, 1962 год
Я плачу каждый день, каждый день вспоминаю папу, ни на минуту не забываю о том, что его уже нет. Неумолимые законы природы. Но мне от этого не легче.
Сегодня доели последнюю картошку, которую мы покупали с папой на зиму еще прошлой осенью. Следы материального мира, хоть как-то связанного с папой, постепенно исчезают.
Учеба в Ленинграде, 1964 год. Папа – в центре
Я вот о чем размышляю последние несколько дней… У папы не было друзей и каких-то знакомых, с кем бы он общался за пределами нашей семьи, кому уделял бы хоть какое-то время. Во всяком случае, мне неизвестно о таких людях. Мы ведь и хоронили папу только семейным кругом. Ну, еще Татьяна Нюнько пришла, поскольку когда-то была нашей родней и знала папу, хорошо относится к маме, хотя бы дистанционно поддерживает отношения. От папы осталось только место на кладбище. Не хочется думать о том, что там, под слоем земли, гниет его тело, которое еще совсем недавно было живым. Существует ли где-то теперь папина душа – этого я не узнаю. А вот память, как и материальный мир, исчезнет очень быстро: умру я, умрет мой младший брат Олег, и больше ни один человек на всем белом свете не вспомнит, что жил в этом мире почти 80 лет Смирнов Анатолий Иванович. Но самое ужасное во всем этом то, что вскоре вслед за папой последует и мама. Я не представляю, как мне это пережить. С папой у меня было отчуждение, мы никогда не общались, лишь на бытовом уровне. И я воспринял его смерть эмоционально, я до сих пор раздавлен и опустошен, до сих пор в течение дня постоянно слезы на глазах. А с мамой у меня был контакт: с самого детства она была моим другом и учителем, я делился с ней радостями и горестями. Когда папы не стало, я стал больше внимания уделять маме, стал проводить с ней больше времени. Так вот, когда и мамы не станет – наверное, умру и я. Во всяком случае, жить уже будет незачем.
Олег сегодня был в Выселках на кладбище, установил в оградке с могилой отца столик и скамейку. Испытываю двоякое чувство. С одной стороны, есть удовлетворение от проделанной работы: столик со скамейкой удалось установить накануне дня рождения папы. С другой стороны, мне не дает покоя мысль о том, что это мы сделали папе такой подарок к его 80-летию. Я думал о папином юбилее, в мыслях готовился к нему, строил какие-то планы. Но еще два месяца назад (чуть больше, да) я и предположить