Никому, кроме меня, эти воспоминания не нужны. Но пока я жив, это важно для меня. Из своей несовершенной памяти я постараюсь выудить все, что было связано с моим папой.
Если говорить об итогах года, то они, конечно, катастрофические. Да, я понимаю, мы каждый год кого-то теряем, это печально. Но настолько значительной потери у меня еще не было. Я надеюсь на время, оно должно пригасить эмоции. Ведь не может быть все время так бесконечно больно.
1986 год
В новогоднюю ночь Ирина рассказывала о том, что папа словно предчувствовал свою смерть.
– Может, врачи ему что-нибудь сказали, – говорила она.
Папа вообще был пессимист. Он страдал оттого, что мы живем в нищете. В последнее время он часто заводил разговор на эту тему, поскольку, наверное, понял, что пора подводить итог жизни, и он неутешителен.
Папа нередко оговаривался по тому или иному поводу, – к примеру, насчет своего юбилея:
– Если доживу.
Или повторял:
– Когда я умру, как вы будете жить без меня?
Сейчас уже понятно, что он все тащил на себе, до самого своего последнего дня. И он был прав, когда беспокоился о таком будущем. Мама у нас беспокойная, и папа все удары принимал на себя, возился с ней. Продовольственное обеспечение, какие-то дела по дому – тоже все на нем.
Мама и папа после работы или в выходной день, 1986 год
Нас он обманывал, когда его отправляли в поликлинику: говорил, что был у врача, а сам не ходил. Говорил, что сделал флюорографию, а сам не делал. С осени 2017-го стал покашливать, да так и довел все до летального исхода. Мы, конечно, тоже беспечны были, не углядели.
Я не думаю, что врачи что-то сказали папе, что он что-то знал или предчувствовал. Это было обычное старческое ворчание, когда понимаешь, что ты старый и умрешь раньше, чем твои сыновья. Это сейчас мы наделяем папины слова каким-то особым смыслом. Они действительно звучат иначе, воспринимаются по-другому после его смерти.
У Ирины сегодня день рождения. Сидим в моей комнате за столом. Мы уже отужинали, сделали перерыв, пьем чай с тортиком.
Я посмотрел на папин портрет, а он смотрит на нас строго, с укоризной: дескать, что же вы без меня-то едите? Я в мыслях готов был сказать: «Вот, кушай, папа», – и подвинуть ему чашку.
Слезы подступили. Мама увидела мое напряженное лицо и спросила:
Мама, папа, Олег, 1986 год
– О чем задумался? Из чего торт состоит?
Я покивал головой. Потом еще раз взглянул на папин портрет. Потом пошел в ванную умыть лицо, смыть слезы. Потом еще раз ходил смыть слезы.
А про себя думал: