Очень хорошо понимала.
Я наклонилась к кроватке и, опершись щекой на собственную руку, протянула вторую мальчикам. Они не уцепились за нее, как сделали бы, будь на моем месте Дима. Лишь вытаращили темно-серые глазки и приоткрыли рты. Я снова всхлипнула: всем на меня насрать! Я даже не знала, кто из них Влад, а кто – Саша. А Дима знал. Они завладели им еще до рождения.
Я всхлипнула снова, слезы текли рекой. Дети залились громким плачем, сморщив крошечные, покрасневшие личики. Няня с помощницей немедленно разобрали их, вышли прочь под присмотром насупленного Толи.
С Толей, к слову, у нас все тоже не ладилось. Он все еще не мог позабыть тот день, когда явился в редакцию с дисками и застал нас с Тимуром.
– Дмитрисергеич сказал, чтобы я отвел тебя в комнату.
– Пошел вон! – завизжала я, швырнув в него погремушкой.
Толя даже не шевельнулся.
– Дмитрисергеич сказал, что тебе надо больше отдыхать.
– Иди на хуй вместе со своим Дмитрисергеичем! – я оттолкнула его и выбежала прочь.
Дмитрисергеич… Будь ты проклят, сукин ты сын! Я захлопнула дверь спальни перед Толиным носом. Рыдая, бросилась на кровать. Тогда, у ЗАГСа, рыдая в машине Димы, я не сказала ему причину, по которой хочу родить. Я хотела детей в надежде, что если Дима меня не любит, хотя бы его дети будут любить. Увы, это было у них наследственное.
Его детям я тоже была совсем не нужна.
«Назад, в город!»
– Так дальше продолжаться не может, – высказывал Дима, расхаживая по кухне.
Я молча рассматривала его ботинки, раздражаясь всякий раз, когда он ступал мимо черных плит и на белом мраморе оставались следы от подошв. Он меня теперь всем раздражал.
С тех пор, как мы перебрались в коттедж за городом, моя жизнь закончилась. Детьми занималась няни. Домом – повар и приходящие горничные. А я слонялась туда-сюда. Неприкаянная и грустная, как бесплотная тень. Сегодня после обеда, я решила прогуляться по лесу и побродив взад-вперед среди трех берез, повернула назад, к коттеджу и заблудилась.
Меня нашли часа через три.
– …ты ни черта не делаешь, даже детьми не занимаешься, только ноешь или бьешься в истерике. Ты всю прислугу уже довела до ручки, я потакал тебе… Но это уже чересчур!..
Я шмыгала носом. В поисках участвовали те, кто не знал меня. И я слышала комментарии, которыми они обменивались. Кан был вне себя.
Я – нет. Я знала, на кого я похожа. Их замечания нисколько не задели меня. Я уже начала было тренировки, благо за два месяца болезни исхудала до самых костей, но вскоре бросила. Для кого? Зачем? Чтоб не встречаться со мной, Кан разве что по стенам не лазал в детскую, когда возвращался. А Толя с няней как-нибудь перетерпят.
– Ты не даешь мне заниматься детьми, – парировала я. – Да, я болела, но теперь я здорова. Но стоит мне хотя бы нахмуриться, как эта старая сука, которую ты нанял, тут же зовет охранников. И меня