– Все хорошо…, – не имея сил сказать громче.
– Я люблю тебя…, – шевелил рыжими усами Василий.
И они понимали друг друга.
А, девчонки, все такие одинаковые в белых халатах, смеялись и не замечали, что рядом вершится чудо – ЛЮБОВЬ.
Клара откусывала нитку.
– В больнице не шьют – снова попадешь, – наблюдая, как старательно приглаживает женщина пуговицу на фланелевом халате, заметила Зинаида, – Примета такая есть, – она не сдержалась и, как обычно съязвила, – Я, конечно, сильно сомневаюсь, что ты вернешься сюда и станешь матерью-героиней…
– А я бы вернулась за девочкой! – то ли в шутку, то ли серьезно, воскликнула Анна.
– Ты от первого сначала очухайся, – улыбнулась ей Зинка.
Клара, между тем, укололась и отбросила нитки.
– Какое вам дело, кем я стану!
Зина еще хотела поиграть на ребячьей вспыльчивости Кларки, но Анна показала ей со спины кулак. Пока женщины переглядывались, Клара уткнулась в подушку, пытаясь сдержать громкие и какие-то пустые слезы.
– Кларочка, вот, глупышка, – обняла ее за остренькие плечи Зинка, – Ты что, обиделась на меня? На бабу деревенскую или как это… аграрную? Я ж без умысла, сказала и забыла.
– Невезучая я…, – отстранилась Клара от пухлого плеча Зинаиды.
– Вот, глупости, – пытаясь ее успокоить, проговорила добродушная соседка, – Даже поговорка есть такая: «Рыжим всегда везет!». Тебя солнышко, вон, как щедро отметило, а ты говоришь невезучая…, – проскользили толстые Зинкины пальцы по мокрым щекам женщины, – Молодая еще, неопытная, но…, – Зина сделала многозначительную паузу, – Зато красивая, – она ласково поглядела на Клару и кивнула на вечернее окошко, – Особенно сейчас…
При последних словах родильницы дружно рассмеялись. Клара была взъерошенной, как задиристый воробушек, из ее полурастегнутого халата торчала сорочка с прилипшими цветастыми нитками, последние умудрились прицепиться даже на кончики рыжих, роскошных локонов. С натертыми глазами и распухшим, по-детски веснушчатым носом, она больше походила на капризную, непослушную девчонку, разбившую себе коленку, чем на молодую маму, и только, ее маленький ротик, оставался, по-прежнему, симпатичным. Кларочка поглядела на свое отражение в стекле, и тоже расхохоталась.
– Мамаши! Как же, вам не стыдно! – приоткрыла дверь медсестра Верочка, сердито сдвинув свои брови-ниточки, – Одни неприятности с вашей палатой, а еще взрослые люди, – и она решительно нажала на выключатель.
– Вечерняя психразминка. Все, девочки, спим!
Анна проснулась от стука и вскочила на кровати. Она приложила ладонь ко лбу. Пряди слиплись от пота, кожа ее пылала. В палате было темно, соседки давно спали. Что-то опять хлестнуло по стеклу. Женщина обернулась.
Мелкие дождинки конопатили окно, подвывал тоскливо ветер. Серые, словно огромные птичьи лапы, бились кленовые ветки о раму.
– Холодно, потерпи, дружок… Весна, весна уже…, – она