Может ли такое случиться?
Я бросился к своему автомобилю, перебежал через дорогу, срезая путь, запрыгнул в салон. Все это время я не сводил взгляда с Кати. Она села в авто, завела мотор.
У меня дрожали руки. Я глубоко вздохнул, стараясь справиться с волнением.
Кем бы там она ни была – Катей, ее двойником, призраком, черт бы его побрал, – я разберусь. Мне просто надо будет заглянуть в глаза.
Вообще говоря, я не собирался убивать людей. Мне хватало кошек. Может быть, я бы вообще подавил скрытое желание разглядывать чьи-то радужки, пытаясь откопать в них сакральный смысл бытия. Не знаю. Жизнь не повернуть вспять, а исправить какие-то поступки чрезвычайно сложно.
Я точно помню тот момент, когда совершил свой самый главный поступок: однажды ночью Пал Палыч пришел за моей мамой.
Как я уже говорил, мама тоже купила страховку и исправно платила взносы почти пять лет. Она попала под категорию «спринтеров», стала строчкой в отчете, пустым окошком для комментариев, которое следовало заполнить.
Пал Палыч в то время еще только начинал регулировать доходы компании таким вот способом, поэтому действовал самостоятельно.
Он, конечно, бог в продаже страховки, но убивал людей скверно. Я проснулся оттого, что в зале слышались возня, сопение, грохот передвигаемой мебели. Я вышел из спальни, прошел по темному коридору, который разрезало надвое прямоугольное пятно света из комнаты, и увидел Пал Палыча. Я хорошо знал его. Мы висели с ним бок о бок на многих плакатах вдоль Невского и Обводного, на Фонтанке и даже на здании Мариинского театра.
В центре зала Пал Палыч навалился и подмял под себя мою мать. Она отчаянно колотила Пал Палыча руками и ногами. Его хватило только на то, чтобы зажать маме рот. Коленкой Пал Палыч пытался надавить ей на грудь. Кучерявые волосы его растрепались, лицо покраснело. В свободной руке он сжимал молоток с большим тупым набалдашником. Следовало ударить маму по голове – делов-то, – но Пал Палыч никак не мог с этим справиться.
И тут мама выгнулась и повернула голову в мою сторону. Кажется, она успела крикнуть. Или попросила о помощи. Я не помню точно. Я увидел ее выпученные глаза. Впервые я заметил, что у нее голубые радужки, яркие на фоне молочных белков, с какими-то крапинками и извилистыми линиями. Мне вдруг отчаянно захотелось взять эти глаза в руку. Поднести их ближе. Добавить в свою коллекцию.
Желание было столь острым, что я не удержался. Подбежал, схватил со стола вазу и ударил ею маму по голове. Ваза разлетелась на осколки. Мама сипло вздохнула и обмякла под весом Пал Палыча.
– Бейте, – сказал я спокойным голосом. – Молотком в висок, посильнее. Только глаза не трогайте.
Во взгляде Пал Палыча читался ужас. Я видел это.
Он взмахнул молотком и опустил его – хруст! – поднял и снова опустил. По полу рассыпались капельки крови. На набалдашнике повисло