– Извольте, ваше превосходительство, слушаться старшего! Извольте впредь быть вместе, чтобы не приходилось вас больше разыскивать! – строго отрезал Каменский. – Вы все сзади где-то…
– Мы люди необученные, идем не по-прусски, а по-русски, как умеем. А впрочем, я могу идти в авангарде. Мои ребята отдохнули, и я тотчас же исполню ваше желание! – ответил Суворов, круто поворачиваясь к двери.
– Ночью вы никуда не пойдете! Я не разрешаю! – крикнул Каменский.
Суворов обернулся к нему. Он закрыл глаза и отчеканил:
– Запрещать, Михаил Федотович, вы мне ничего не можете: я такой же генерал-поручик, как и вы! И тоже кое-что в военном деле смыслю! Можете спать спокойно, а я пойду вперед, к Козлуджи! – И он выскочил из мазанки.
– Ступай к черту! – крикнул ему вдогонку Каменский.
Строптивость Суворова окончательно вывела Каменского из терпения. Он лежал и прислушивался: неужели этот сумасброд пойдет ночью куда-нибудь?
Через минуту послышался топот коней и сдержанный говор людей, – мимо окон мазанки ехали казаки Суворова.
Каменский накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Он пролежал так довольно долго. Потом вспотел и со злостью отбросил подушку. Мимо окон продолжали топать шаги. Привычное ухо Каменского уловило, как звякнула водоносная фляга, – это уже шла пехота.
Шеститысячный корпус Суворова, без всяких прусских хитростей и эволюций, упрямо двигался вперед.
IV
Деревня Юшенли давно осталась позади. Уже начинало светать. Шли не останавливаясь: Суворов хотел пройти лес Делиорман, который лежал на его пути, и устроить привал у городка Козлуджи.
Делиорман уже был виден. Он высился как черная, непроницаемая стена. Посреди него чуть белела узкая полоска дороги, быстро исчезавшая из глаз в непроглядной лесной чаще.
У самого леса остановились, – ждали, пока возвратится эскадрон сербских гусар, посланный вперед на разведку.
Остальные четыре эскадрона Сербского полка отошли в сторону с дороги, чтобы хоть немного дать отдых измученным, еле волочившим ноги лошадям. Голодные кони с жадностью набросились на скудную, жесткую траву, – чем дальше продвигались на юг, тем каменистее становилась почва.
Стоять без движения пехоте было хуже, нежели идти: сразу наваливалась дремота, по спине подирал холодок. Зевалось.
Воронов, опершись на ружье, клевал носом.
Зыбин, схоронившись за спинами товарищей, высекал огонь, собираясь закуривать: турок еще не ждали и шли без особых предосторожностей.
Башилов, для которого все представляло интерес, жадно смотрел по сторонам. Впереди плотной стеной возвышался лес, сзади такой же стеной стояли полки суворовского корпуса.
– Дяденька, чего мы стоим? – спросил он у Огнева.
– Послали гусар посмотреть, что в лесу. Видишь, какой он. Сунешься туда, а в нем, может быть, турок притаился, – ответил Огнев.
Было тихо. Слышался приглушенный