Уже в который раз он легонько, настойчиво и холодно, уже начав раздражаться, толкает этой рукой её и говорит:
– Девушка! Девушка! Ну сколько раз вам повторять! Билет ваш предъявите, пожалуйста!
Другие пассажиры, которых он уже раньше обошёл, хихикают.
Она предъявляет ему билет, сами понимаете, в каких чувствах после всего, что представляла внутри себя… Он деловито уходит, естественно, тотчас забыв о ней. Трамвай катит дальше. И как нам жалко её…
Я особенно запала на этот клип, с его жестоким в своей простоте и невинности финалом. Ещё и потому, что в наших садах появился тоже молодой человек с аккордеоном.
Он был несколько старше меня, симпатичен, хотя и полного телосложения, с немного одутловатым лицом. Какой-то весь непосредственный и простой, как большой ребёнок, но немного грустный некоей своей потайной мыслью.
Он бродил один и неоднократно сидел на скамейке с гармонью. А однажды – с бутылкой шампанского, из которой задумчиво пил в одиночку. Прямо из горла и точно так же – на скамье под сенью высоких деревьев.
Он понравился мне и заинтересовал меня. Чем именно? Ну, такие вещи часто трудно объяснить рационально.
На следующий вечер мы с Марианной снова завернули к Ариэлю. В его каморке дверь была прикрыта, из щели разливался бледный свет и… почему-то тянуло аптекой.
Мы робко приоткрыли дверь и увидели, что почти всю каморку занимает теперь кровать с металлической спинкой. На ней в постели лежал Ариэль.
Мы остолбенели, но он дал нам жест не стесняться и не пугаться и всё объяснил. Третьего дня ему стало плохо с сердцем прямо в кампусе, на его рабочем месте. Сказались гипертония и излишний вес. Отпускать его домой в таком состоянии было опасно, вести педальный планер он не мог. Поэтому прибежавший ректор великодушно разрешил оставить его в покое прямо здесь и не тревожить. По его распоряжению с чердака принесли старую койку.
И теперь Ариэль болел. В кампусе шли занятия, а за дверью каморки наш механик тихонько лежал и принимал лекарства. Ему уже стало лучше, но он периодически ещё постанывал.
Он поблагодарил нас, девочек, за теплоту и доброту и отпустил.
Мы пожелали ему выздоровления и тайком… заглянули в апартаменты ректора.
За прозрачным бронестеклом ректор сидел за откидным столом в кожаном кресле. На спинке кресла висел сюртук, правой рукой ректор вдохновенно набирал что-то в вычислительной машине, глядя в экран. А левой машинально теребил галстук.
Он был очень вдохновенен, все порывистые манеры так и выдавали в нём творческую личность.
В конце концов он сунул галстук себе в рот и, продолжая набивать заметки или документы, бессознательно жевал его конец, как бык длинную зеленую траву. В порывистом жесте, очевидно, ставя логическую точку в своём наборе и радуясь самому себе, совсем как мой папа за тюбиками, ректор выдернул галстук изо рта, отхватив от него кусок примерно в одну пятую. Машинально посмотрел