– Результат, Вседержитель, в этом случае отходит на второй план, так как итог будет все тот же: получится хорошо – тебя будут хвалить и благодарить. А выйдет плохо, – ринутся меня клясть, ругать и гнать к монахам на распятие.
Господь поднял посох и молвил:
– Мне с тобой толковать и договоры заключать не пристало. Но так и быть, если сердечно молишь, пойду навстречу просящему, невзирая на наложенное проклятие, – направлю к тебе монаха-посланца Гавриила, – пусть влияние окажет. С ним и разговор впредь веди. Заодно проверим устойчивость веры у людей и качество их души. Но помни, если что несуразное вытворишь, – наложу такое вето, что в своей вотчине перевернешься, и отправлю в черную дыру на епитимию.
– Бывали, бывали… – произнес Мефистофель посмеиваясь.
– Видишь, какой ты гнус, – даже черная дыра не берет: пожует-пожует и выплевывает. Но лишний раз покрутиться в ней полезно будет для острастки. Хитер, дьявол, ух, хитер! Ведь, прекрасно знаешь, что озвученное тобой происходит с зарождения жизни на Земле, без всяких договоров, – волею законов мироздания. Твое предложение рассматриваю, как коварное желание наладить совместное взаимодействие. А это не возможно: у нас, у каждого, свое космическое предназначение. Ох, бестия! Хочешь попробовать дружбу свести, и под этой эгидой творить свои дела безнаказанно? Ступай к монаху Гавриилу, ему всякую ересь и плети, а мне уж полно – всё зрю заблаговременно и наперед. Ублажишь его деяниями – покаяние кое в чём и выпросишь. Да только это-то и не возможно. А пообщаться – пообщайся, возможно, какие-нибудь грехи и отпустятся, и если чудо снизойдет – в полезное дело окунешься, если уж в мире тебе место забронировано.
И спустилось затмение на Землю, чтобы очистить её от ложного блеска мишуры…
* * *
Усадил Лека Иришу на раму велосипеда в знак большой любви и почитания, и неспешно тронул педали. На раму он благодушно постелил свою кепку, чтобы смягчить
милой опорную точку соприкосновения с металлической частью рамы велосипеда не предназначенной для сидения. Он жарко дышал ей в шею. Она нежно гладила его ляжку, участвующую в работе по вращению педалей.
В голове вертелась навязчивая мысль, высказанная неизвестным умником: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Хотелось оспорить…
Велосипед медленно ехал своей дорогой. День никуда не спешил, и Лека с Иришей тоже. Дела валялись брошенными вследствие торжества любви. Жертва всегда винит победителя. Следом за ними на некой дистанции волочились вызволенные из машины, попавшей в аварию, члены семьи. Они желали завершения путешествия, но передвигались едва-едва, с удовольствием мечтая, чтобы их подвезли, хотя бы на раме велосипеда. Мечты-мечты… Вечно ослепляют самообманом, водят за нос, но сбываться не торопятся. А если и сбудутся, то тут