Екатерина абсолютно не могла противостоять чудовищному обаянию поэта.
Есенин стал читать девушке стихи.
Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?
О чем звенит песок?
Иль хочешь в косы – ветви
Ты лунный гребешок?
И когда время наступило за полночь они действительно вместе легли в постель.
И она совсем не воспротивилась этому.
В это время за стенкой тоскливо и громко начала надрываться заунывная музыка, и Есенин не выдержав несколько раз, бабахнул кулаком в стену:
– В конце концов, позволено отдыхать или нет. Еще раз услышу вашу паршивую музыку, то пристрелю из нагана.
Музыка прекратилась. Екатерина тихо засмеялась:
– А что у тебя есть наган?
Есенин объяснил:
– Наган есть, но только дома.
Екатерина прислонила его голову к своей белой мягкой груди и сказала.
– Успокойся. Там живет старик еврей. Он когда выпьет, всегда слушает свою любимую музыку. Он очень спокойный и вежливый человек.
– Ах, ну если так, то конечно, – рассмеялся Есенин и стал нежно осыпать поцелуями глаза и губы девушки…
Глава 13
Когда Есенин появился дома, то Мариенгоф, тут же громко не преминул упрекнуть его.
– Почему надолго исчез? Я думал на следующий день придешь, а тебя не было целую неделю. Забыл про литературный вечер с участием Блока?
– Эх, забыл, – раздосадовано бросил Сергей. Каюсь не смог сразу уйти от такой красавицы. Кстати поздравь: все у нас было прекрасно, – гордо добавил он. – А ты был на выступлении?
– Нет, – замотал головой Мариенгоф.
– Почему?
– Если честно не было никакого вечера. Организаторы извинились и сказали, что Блок болен и его направляют на лечение в какой-то санаторий. Пока не понятно когда он будет вообще выступать.
– Ух, ты, – вздохнул Есенин. Легче даже стало на душе, что концерта не было. Ну, пусть лечится, нам его здоровье очень важно. А почему ты собственно Толя так сильно нервничаешь. Это Клюев помню, ревновал меня абсолютно ко всем, но ты ведь не из таких…
Не дав Есенину договорить, Мариенгоф расхохотался.
– Чего ржешь?
Анатолий ухмыльнулся:
– Да вот подумал, что нелегко тебе пришлось, видимо в свое время с Клюевым. Он ведь еще тот чудак.
– Нелегко, – искренне и невесело признался Есенин. Но как только я пригрозил, что пырну его ножом, то он сразу успокоился.
Есенин как – то даже не ожидал, что его лучший друг может поднять его на смех.
И смеялся Анатолий от всей души. Это понял Есенин, глядя на его бегающие почти как у лисы глаза.
И поэтому вдруг мимолетная злоба вспыхнула у него в душе.
Еще немного и он готов был, наверное, ударить Мариенгофа.
Но все-таки