– Ждут уже студенты. Вы нынче модными стали товарищи имажинисты.
Есенину и Мариенгофу такие слова пришлись по душе.
Мариенгоф хлопнул Гаркави по спине и хвастливо воскликнул:
– Знаешь ли, парень, что мы в скором времени завоюем всю Россию. И быть может наш имажинизм, осчастливит даже весь народ своей неповторимостью и загадочностью.
Когда они за кулисами сняли пальто и шляпы Мариенгоф спросил Есенина:
– Кто первый?
Есенин небрежно махнул перчаткой:
– Кидай монету.
Мариенгоф кинул монету верх, и едва поймав, чуть взволновано заявил:
– Кажется мне…
– Валяй, – напутствовал Есенин.
– А может все – таки ты?
– Нет, тебе выпало.
Тут Гаркави растопырил обе руки, перед Есениным и Мариенгофом и важно заметил:
– Погодите ребята надо объявить вас.
– Объявляй, – бросил небрежно Мариенгоф и, подойдя к узкому пожелтевшему от времени зеркалу, привинченному к стене, стал поправлять галстук, а также аккуратно прилизанные лоснящиеся от бриолина волосы.
Через минуту забежал обратно за кулисы Гаркави и взволнованно выдохнул:
– Пора…
Мариенгоф отдернул с силой штору и вышел на сцену. Встретили новоявленного имажиниста отчаянными криками и рукоплесканиями.
Мариенгоф выставил левую ногу чуть вперед и стал с придыханием громко декламировать:
Кровоточи,
Капай
Кровавой слюной
Нежность. Сердца серебряный купол
Матов суровой чернью…
Завершил он стихотворение также громко, как и начал, и имел вдруг неожиданный успех.
В радостном волнении прочитал еще с два десятка опусов. Провожали поэта аплодисментами.
Мариенгоф был доволен. Прежде чем уйти, он низко поклонился, и помахал, улыбаясь рукой.
Пока готовился к выходу Есенин, конферансье забавлял студентов всякими небылицами.
Михаил Гаркави знал их немало.
Когда вышел Есенин, снова раздались крики, и гром рукоплесканий.
Он подошел к авансцене и не очень громко, но выразительно начал:
В том краю, где желтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень.
Там в полях, за синей гущей лога,
В зелени озер,
Пролегла песчаная дорога
До сибирских гор…
Аудитория притихла. И непривычная, пугающая мертвая тишина нависла над залом.
Взоры студентов были устремлены к невысокой фигуре поэта, который очень и очень грустно изливал душу:
Затерялась Русь в Мордве и Чуди,
Нипочем ей страх
И идут по той дороге люди,
Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры,
Как