– Мы будем задерживать подозрительных? – уточнил филиппинец.
– Ни в коем случае. Проводить осмотр под благовидным предлогом, не вызывая подозрений, а потом с извинениями отпускать, но недалеко. Мой план, Бальтасар, таков… – И Генри, словно боясь, что их подслушивают в этой комнате без окон, склонился к уху своего филиппинского коллеги и зашептал…
6
В международном аэропорту Манилы «Ниной Акино Интернешнл» объявили посадку рейса авиакомпании KLM из Амстердама. И вскоре в зоне досмотра появилась разношерстная толпа пассажиров, в которой мелькали европейские лица. Среди прибывших слышалась испанская речь. В Амстердаме делали пересадку пассажиры, следовавшие из Мадрида на Филиппины, клерки совместных фирм, святые отцы в сутанах – служители католических костелов – и просто любопытствующие туристы.
Филиппинские острова с самого их открытия Фернаном Магелланом на протяжении нескольких столетий были колонией Испании. Из Манилы ходили в Мексику огромные, с пятиэтажный дом, многопалубные галеоны, груженные пряностями. На американском континенте грузы перетаскивали к атлантическому берегу, а оттуда европейские галеоны доставляли их в Испанию. На это уходило много месяцев. А теперь авиалайнер меньше чем за сутки покрывал это же расстояние, и потомки конкистадоров вновь могли свободно ступать по филиппинским пляжам.
Об этом думал прапорщик Ростислав Сазонов, когда положил на окно контроля свой потрепанный испанский паспорт, выглядевший точь-в-точь как настоящий. В молодости Ростислав проходил медицинскую практику в Севилье. Туда его отправили по студенческому обмену. Конек Сазонова – испанский язык, которым он увлекался со школьной скамьи, – посодействовал тому, чтобы он попал в столицу солнечной Андалусии. Правда, горячее солнце Испании его настолько расслабило, что Ростислав по окончании практики и возвращении в Россию, как он говорил, от серой тоски забросил учебу, вследствие чего загремел в армию, ну а там уж остался прапорщиком. И лучшей легенды ему, российскому вэдэвэшнику, чем преобразиться в испанского сеньора, невозможно было и придумать.
– Сеньор Хесус Рамон Франсиско-Мануэль Бенавидес? – на чистом испанском спросил желтолицый пограничник, внимательно рассматривая фотографию в паспорте.
– Да, он самый, прямо перед вами, собственной персоной, – расплылся в широкой улыбке «подданный испанского короля».
Пограничник отметил, что при этой добродушной гримасе на щеке сеньора Франсиско-Мануэля Бенавидеса растягивался темный шрам: из буквы «С» шрам как бы превращался в заглавную латинскую букву «L». Такой след могла оставить пуля со смещенным центром тяжести.
Пограничник замешкался с выдачей паспорта.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил