– Вы по-прежнему не передумали? – спросил мистер Грин без особой надежды на отрицательный ответ.
– Не пойму, чего вы от меня хотите? – проговорил Рождественский, глядя поверх головы Генри. – Да, под пытками я могу оговорить себя. Сознаться в том, чего никогда не делал. Если вы хотите это услышать, я даже могу признаться в том, что некий Хосе лазил по мусорным корзинам по моему заданию. Но вам, как я понимаю, это не надо. Вы хотите знать правду. А правда такова, что я Карл Свенссон от рождения и до сегодняшнего дня. Вашего Хосе отродясь не видел, не знал. По профессии я ландшафтный дизайнер. Никогда не имел отношения к разведке и шпионажу. Из-за вас от меня уходят клиенты, срываются заказы. Кто мне это компенсирует? Самый большой мой грех в жизни – это интимные отношения с замужней женщиной. Боже, за что мне такое наказание? – Рождественский картинно воздел перед собой руки.
– Перестаньте ломать комедию, – строго сказал мистер Грин. – Это вам не поможет. Рано или поздно я услышу от вас правду. В ваших интересах, чтобы это произошло добровольно. Вы еще не готовы признаться в том, что очевидно?
– Очевидно кому? – спросил Рождественский.
– И мне, и вам, – улыбнулся Генри.
– Вам, может быть, но не мне.
– Значит, не готовы признаться?
– Не сегодня и не завтра. Мне не в чем признаваться.
– Тогда проведем небольшой эксперимент, – предложил Генри, усаживаясь на стул и забрасывая ногу за ногу.
Бальтазар Алонсо тоже сел рядом со своим американским коллегой. Педро Сервантес вопросительно глянул на мистера Грина, понимая, что главный здесь именно он.
– Приступайте, сеньор, – предложил американец.
Колдун вуду насупил брови, глянул на Рождественского.
– Садись, – требовательно произнес он, указывая на истертый ковер. – К стене садись.
– Кто он такой? – спросил Рождественский.
– Наш ассистент, – расплывчато ответил Грин. – Советую его слушаться.
– Что он собирается делать?
– То, что ему положено, – проговорил Генри.
На самом деле и ему самому хотелось бы знать, что станет делать колдун Вуду. Рождественский пожал плечами, одернул свою ярко-оранжевую тюремную робу и, сев на ковер спиною к стене, сложил по-турецки ноги. Перед ним устроился Сервантес и принялся раскладывать свой инструментарий. Первым делом он достал из сумки человеческий череп. Кости поблескивали желтым светом, словно были натерты воском. Затем он водрузил на череп венок из сухих цветов, при этом стал невнятно бормотать какие-то заклинания. Слова