Гигиена убийцы. Ртуть (сборник). Амели Нотомб

которая пишет. Это трудно передать словами: когда рука творит, потому что не творить не может, она содрогается от наслаждения, и это уже не просто конечность, а гениальный механизм. Сколько раз, когда я писал, меня посещало странное чувство, будто главная тут – рука, будто она движется сама по себе, не спрашивая у мозга! Да, я знаю, любой анатом сказал бы, что этого не может быть, но, поверьте, ощущение именно такое, и это бывает часто. И какое же наслаждение испытывает в эти минуты рука, – наверно, оно сродни тому, что охватывает бежавшего из тюрьмы узника или сорвавшегося с привязи коня. И кстати, задумайтесь, не поразительно ли: чтобы писать и мастурбировать, нам служит одно и то же орудие – рука?

      – Чтобы пришить пуговицу или почесать нос, тоже служит рука.

      – Как вы тривиальны! Впрочем, что это доказывает? Низменное применение не мешает высокому.

      – А мастурбация – это высокое применение руки?

      – Еще какое высокое! Простая скромная рука способна одна воспроизвести такое сложное, затратное, трудное в осуществлении и отягощенное моральными категориями действо, как секс, – это ли не диво? Славная рука, безотказная и непритязательная, доставляет не меньше (если не больше!) удовольствия, чем докучливая и дорогостоящая женщина, – это ли не чудо?

      – Разумеется, если таков ваш взгляд на вещи…

      – Но ведь я прав, молодой человек! Вы не согласны?

      – Послушайте, господин Тах, интервью даете вы, а не я.

      – Иными словами, себе вы отвели более выгодную роль.

      – Если это вас обрадует, моя роль пока не так уж выгодна. Вы меня уже не раз посадили в лужу.

      – Меня это действительно радует.

      – Ладно. Вернемся к нашим органам. Повторю по порядку: перо, муди, елдак, губы, ухо и рука. Все?

      – А вам этого мало?

      – Не знаю. Я представлял себе совсем другое.

      – Вот как? Что же вам еще нужно? Вульва? Простата?

      – На этот раз пошлость сказали вы. Нет. Можете размазать меня по стенке, но я думал, что требуется еще и сердце.

      – Сердце? Боже милостивый, зачем?

      – Чтобы чувствовать. Чтобы любить.

      – Сердце тут совершенно ни при чем. Для этого есть муди, елдак, губы и рука. Их вполне достаточно.

      – Вы чересчур циничны. Я никогда с этим не соглашусь.

      – На здоровье, ваше мнение никому не интересно, как вы сами меня уверяли минуту назад. И ничего циничного я, по-моему, не сказал. Любовь и прочие чувства вырабатываются нашими органами, в этом мы с вами согласны; мы расходимся только насчет того, какими именно. По вашему мнению, это феномен сердечно-сосудистого происхождения. Я же не возмущаюсь и не бросаюсь громкими словами, правда? Я всего лишь думаю, что ваши анатомические теории весьма своеобразны и поэтому не лишены интереса.

      – Господин Тах, ну зачем вы прикидываетесь, будто не понимаете?

      – Что вы несете? Я прикидываюсь? Я и не думаю, нахал!

      – Все же, когда я говорю о сердце, вы прекрасно знаете, что я не имею в виду орган!

      – Да