Моня с грустной усмешкой взглянул на мать. А она выжидательно, каким-то заискивающим взглядом смотрела на него. Моне было неприятно видеть её извиняющуюся улыбку, смешные завитушки на маленькой, круглой голове, (зачем она делает эту идиотскую причёску?) и в целом, её уценённо-жалкий вид, и он отвернулся. Ему совсем не хотелось ей помогать.
– Сама начала, сама пусть и выпутывается, – с внезапно нахлынувшей на него злостью подумал он.
– Сынок, – вздохнула, наконец, мать, – Отец был довольно обеспеченным человеком… Оказывается, он заранее составил завещание, по которому тебе причитается некоторая сумма… Причём, его жена была в курсе дела уже тогда, и считает это вполне справедливым… Ещё и поэтому, я полагаю, нужно съездить, ты согласен со мной? Заодно и с сестрой своей познакомился бы… Моня засмеялся, так вот, оказывается, в чём дело, ну конечно! А он-то, дурень развесил уши, чего это, думает, мать вдруг так разоткровенничалась. К чему было всю эту историю рассказывать? Он прекрасно бы обошёлся без этих подробностей. Сказала бы просто, надо ехать, и точка. Проводить, так сказать, в последний путь, чтобы потом было проще забрать свою долю. Кто он такой, чтобы отказываться?
И хотя Моня уверял себя, что ничего не хочет знать ни о каких-то непонятных сёстрах, ни об их благородных матерях, ни о том, по какой причине, мужчина в расцвете лет вдруг решает составить завещание, было всё равно любопытно. К тому же категорический отказ, наверняка бы усложнил и без того не самые простые отношения с матерью. А главное, он без содрогания не мог представить, как она будет находиться там, среди чужих людей совсем одна, такая нелепая, сконфуженная и жалкая.
И Моня с матерью поехал на похороны человека, от которого в его памяти остался только запах из далёкого прошлого. Он почти равнодушно смотрел на чужое лицо с синюшным оттенком, бескровными нитками губ и ввалившимися глазницами и не ощущал ровным ничего. Почему-то он был уверен, что от него все чего-то ждут. Каких-то проявлений, или хотя бы намёка на какие-то чувства, к которым он не был готов, и которых не испытывал. Чем больше он находился среди незнакомых и мрачных мужчин и женщин, с колючими, изучающими взглядами, тем больше злился на себя, на этих людей, которые неизвестно чего от него ждут и на мать, притащившую его в этот чужой дом в незнакомом городе. Моня развернулся, чтобы отойти куда-нибудь подальше от посторонних глаз и тут увидел её. Девочку-фею. Худенькую, высокую, и будто прозрачную. Кожа её была настолько