– Да там, дела были. А Аля где, не видели?
– Да вроде не приходила ещё. Может, на ноготочки снова отправилась, – хохотнул кто-то из ребят.
Паша нервно дёрнул уголком губ и плюхнулся за парту. Он бы с удовольствием прогулял пары и сегодня, но бегать от проблем уже надоело, да и мать встала в шесть утра и стояла над душой, подкладывая в тарелку блинчиков. Откуда вдруг такое стремление накормить его, он не понял, но поспешил поскорее убраться из дома.
– Мы сегодня в общаге у Антона собираемся, ты с нами? Или у тебя смена? – спросил его долговязый одногруппник.
– А пропустят? – Пашка ещё помнил, как в прошлый раз вахтёрша гнала их по коридору мокрой шваброй. Пробираться в комнату пришлось через окно, хорошо хоть, что этаж был не третий, а то туго бы пришлось.
– Пустят, там всё замётано уже.
– Тогда приду.
Ему надоело бегать от Алины и ждать во сне несуществующую девушку. Пора было отвлечься на что-нибудь посущественнее иллюзорных фантазий, половины которых он и не помнил при пробуждении. Вечеринка в общаге – чем не повод?
В семь вечера он уже подгребал к общежитию. Оно ни внутри, ни снаружи не имело ничего общего с образами из его сна: уютное светлое трёхэтажное здание, обвитое цветочными клумбами и маленькими грядочками на заднем дворике. Студенты были единственными, кто не очень-то и вписывался в эту мечту домохозяйки. Молодёжи хотелось веселья и драйва, но двери в общежитие закрывались в 10 вечера и не открывались до утра. Не успел вернуться – ночуй, где угодно. И если сердобольная тётя Глаша ещё пускала тайком, шёпотом отчитывая тебя как дитя, то властной Любовь Владимировне лучше было на глаза не попадаться. Баба Люба, как звали её за глаза ребята, была тем ещё цербером.
– Я в сто двадцатую, – подал паспорт Паша в маленькое окошечко.
Из дверей сто двадцатой доносились гитарные переборы. Кто-то играл нежную, тихую, почти неуловимую мелодию.
– Сегодня Листопляс, – она подняла на него свои глубокие наивные глаза и доверчиво протянула руку, – пойдём?
Он неловко тряхнул головой, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания о том, чего никогда не было.
– Проходи, милок, – тётя Глаша протянула ему паспорт и карамельку.
– Спасибо… – он не успел сделать и шага в холл, как на него сзади кого-то налетел с дикими воплями:
– Пррривет морякам и пирратам, и физикам тоже прривет!
Тётя Глаша неодобрительно нахмурила брови, но промолчала. Пашка, у которого от этого резкого налёта заныла поясница, заставил себя начать считать до десяти, чтобы не вмазать. Кулаки в последнее время у него чесались с завидным постоянством.
– Кто это у нас тут такой бодрый, – хмуро бросил через плечо Павел, всё ещё не желая встречаться лицом к лицу с пирратом.
– Дык это, я тут, – веснушчатый паренёк взлохматил пятернёй волосы.
– Тебя нормально здороваться учили, не? – Пашка всё ещё злился.
– Неа, не учили, – парень шмыгнул носом, – ты чего тут