«Как прекрасно все устроено в мире, – продолжал думать он. – О добрый и богатый мир! Как много ты даешь нам!»
– Но и как дорого мы расплачиваемся с тобой за это… – мрачно, с печалью неожиданно для себя вслух вымолвил Жунус.
«Конечно, со временем пройдет боль, нет такой боли, чтоб не проходила, и с годами уйдет все в историю, оставив о себе память. Появятся новые поколения, и настанут другие времена. Все меняется, потому как мир не стоит на месте. Мой мальчик был прав, нельзя остановить развивающийся мир, к которому и нам пора уже давно примкнуть и в ногу идти, пользуясь всем тем, чего достигло человечество, и самим делать все, чтобы умножить эти достижения на общее благо людей», – так все размышлял он, и сам дивился своим мыслям, и даже с каким-то стыдом для себя обнаружил, как это он раньше не понимал таких простых, казалось бы, но жизненно важных вещей.
Его душа успокоилась, когда он, кажется, все уже обдумал, оценил, понял и решил на время покинуть эти места, чтобы ему лишний раз ничто не напоминало о случившейся трагедии.
«Сыновья сами уже справятся со всеми делами, – рассуждал Жунус. – Мне лишь остается уповать на милость и волю Всевышнего, моля его о том, чтобы горе обходило моих близких. А моя душа требует покоя».
На следующий день, как только солнце чуть отошло от горизонта, позавтракав раньше обычного, Жунус вышел из жилища. Легкий ветерок доносил запах полыни. Он слегка прикрыл глаза, и перед ним поплыли бесконечные просторы родной степи.
К юрте Жунуса подбежал нукер Аблай:
– Ваши джигиты готовы в путь, ага!
Жунус одобрительно кивнул. Те аульчане, которым надо было отправляться с ним в путь, были уже собраны в дорогу, и поэтому все обошлось утром без излишней суеты и церемоний прощания. Несколько дней назад он не думал ни о какой дороге, не было никакой необходимости покидать родные места. Но гибель сына сильно сказалась на его настроении и взглядах на происходящее вокруг, и он временно решил покинуть эти места, чтобы развеять по степи горечь утраты, червоточившую его душу. Ночь накануне прошла беспокойно, он практически не сомкнул глаз. Но раз решено, надо отправляться в путь…
Караван был собран налегке. Хозяина сопровождали с полдюжины джигитов-нукеров, столько же навьюченных поклажей верблюдов со своими погонщиками, и на краю аула к ним присоединилась пригнанная со степи небольшая отара овец с двумя уже немолодыми пастухами.
Ближе к полудню вся процессия отъезжающих стала вытягиваться в живую цепочку. Впереди всех на рыжей масти ахалкетинце, слегка покачиваясь грузным телом, в седле восседал Жунус. Озабоченное лицо было отражением его мыслей: «Правильно ли я поступил, решив покинуть родную вотчину?» За спиной остался аул, и сердце сжалось, и пробежал по всему телу холодок, отрезвив мысли. Жунус не оглядывался, чтобы не выдать своих переживаний к родному месту, которое дороже всего на свете. Скорее туда, на край света, на пастбища у подножья гор, к берегам больших озер. И уже без всяких переживаний, даже с какой-то деловитостью