– Нет, не медной копейкой мы должны подавать милостыню несчастным страдальцам. Медная копейка примется от того, кто на вырабатыванье этой копейки употребил все данные ему от Бога способности. А мы разве употребили наши способности? Где наши дела? Но часто ли в минуты бедствий произносит человек: «Господи, за что это мне приходится столько терпеть? Кажется, я никому не сделал на своем веку зла, никого не обидел». Но что скажет он, если в душе раздадутся в ответ на это такие слова: «А что ты сделал добра? Или ты призван только затем, что не делать зла? Где твои прямо христианские дела? Где свидетельства сильной любви твоей к ближнему, первого условия христианина? Они где?» Увы, может быть, даже и тот, который находится при смерти, и тот не избавлен от обязанностей христианина, может быть, и тогда не имеет он права быть эгоистом и раздумывать о себе, а должен о том помышлять, как своими страданиями быть полезным ближнему своему, может быть, оттого так и невыносимы страданья его, что позабыл он о ближнем своем. Много для нас еще тайн. И смысл наших несчастий глубок!
Он поднимал голову, убирал волосы с лица своего, однако по-прежнему глаза его глядели в себя:
– Может быть, эти трудные минуты, эти томленья посылаются тебе для того, чтобы именно довести тебя до того, о чем беспрестанно ты просишь в молитвах? Может быть, даже нет к тому иной дороги, нет другого законнейшего и мудрейшего пути, как этот именно путь? Нет, не будем же даром пропускать ничего, чтобы не разразилось над нами, и будем ежеминутно молиться об уяснении наших очей. Будем добиваться ответа из глубины наших душ, и что найдем там в утешенье себе, и тем тоже поделимся братски с ближним своим.
Он умолкал, мысленно проверяя себя, то ли было его убеждение, так ли сказал, и уже прямо обращался к больному поэту:
– Пока же совет мой тебе вот такой: всякий раз, в минуту ли скорби, в ту ли минуту, когда твердое состояние водворится в душу твою, в ту ли минуту, когда обнимет тебя всего умиление, набрасывай тот час на бумагу хотя в виде одних иероглифов и кратких неопределительных выражений. Это очень важно тебе. В трудную минуту ты, перечитавши их, уже приведешь себя этим самым, хотя вполовину, в состояние того умиления, в котором ты тогда пребывал. Притом это будут зерна твоей поэзии, не заимствованной ниоткуда и по этой причине именно высоко своеобразной. Если тебе сколько-нибудь удастся излить на бумагу состояние души твоей, как она из лона скорби перешла к утешению, то это будет драгоценный подарок миру и человечеству.
Языков ничем не отзывался на этот призыв, он же опускал в горести голову и вновь печально рассуждал сам с собой:
– Состояние души страждущей уже есть святыня, и все, что ни исходит оттуда, драгоценно для всех, и поэзия из такого лона изникшая. Выше всех прочих поэзий. Прежде, когда еще не испытал я глубоких потрясений душевных и когда силы души моей еще мало были разбужены, видел я в Давидовых псалмах одно восторженное состояние