Убранство приемной сразу бросилась юному менестрелю в глаза. Круглой формы комната метров десяти в диаметре была ярко освещена роскошным светильником разноцветного торкского стекла. Внутри стеклянных капель горели огоньки золотистого теплого света, искрясь и переливаясь, как ночные светлячки. Ян догадался, что это алмазы с холодных озер, расположенных в юго-восточной части Проклятых Штолен. Один подобный камешек, светящийся собственным внутренним теплом, стоил баснословные деньги и добывался с огромным трудом, часто ценой жизни каторжника. Массивный круглый стол из черного монолитного куска мрамора в центре украшала эмблема Стражи Шленхау – согнутая в кольцо оскаленная бирюзовая Виверна – вымерший вид подземных крылатых змей, что вырастали величиной с добрую лошадь. У книжных полок, расположенных вдоль стены дугой, стоял спиной к вошедшим Клеменс Палаш. В резном кресле у стола, подперев острый подбородок жилистой, сухощавой рукой, сидел Ричард Клоссар – заместитель Вейса, начальник Ночной Стражи. Байер хрипло кашлянул. Он не впервые стоял в этой комнате, поскольку был старый служака и частенько делал доклады о работе своего ведомства, однако до сих пор, заходя в приемную барона Вейса, чувствовал биение своего сердца и слышал стук собственных зубов.
Палаш молчал с минуту, а Байер не решался нарушить ход его важных для государственных дел мыслей. Потом, не оборачиваясь, барон тихо сказал:
– Вы будете отданы под суд, часовой Байер. Зачем вы пропустили человека в крепость? Я ясно дал понять сложившуюся ситуацию. Ваше начальство тоже будет наказано, не в пример суровее вас. Это все. А теперь я слушаю.
Байер открыл, было, рот, чтобы пролепетать слова, извиняющие его необдуманные действия, однако Ян решительно шагнул вперед:
– Господин Вейс, я… Байер не виноват! Дело в том, что у меня письмо, я его обещал передать лично вам в руки. Староста ничего толком мне не объяснил, но мне кажется, это дело государственной важности! В Чартице… понимаете… там не просто чума! Это… хуже, гораздо хуже! Половина города уже вымерло. За неделю! Вы должны выслушать меня.
Барон повернулся на срывающийся голос юноши. Он остался почти таким же, как и был изображен на картине, однако годы и труды добавили морщин на его лице, а мешки под глазами показывали, что Палаш в последнее время пристрастился к выпивке. Он всмотрелся в лицо молодого музыканта и снисходительно кивнул:
– Давай сюда письмо.
Клоссар беспокойно завозился в кресле:
– Постой, Клеменс! Вдруг на нем осталась зараза? По случайности, или может этот парень – наемник, пришедший сюда отравить тебя?
Палаш хмыкнул, но, тем не менее, надел