Даль. Михаил Евгеньевич Московец

листок бумаги.

      – Написано: страховой агент.

      За два дня все брали разные куртки. Они перемешались. Возможно, это и не его бумажка.

      Теперь закопошились девушки.

      Та, что сконфузилась, – звезда кино для взрослых.

      Спустившаяся за ней – программист.

      Порезавшая руку – учитель начальных классов.

      Моя очередь.

      Он сунул руку в карман и нащупал скомканную бумажку. Вытащил и прочитал про себя.

      Да ну, конечно же.

      – Что там?

      – Хирург.

      Остался последний. И одиноко висящая на крючке куртка. Гай, дожевав желейную массу, прошел до нее, запихнул руку в левый карман и вынул бумажку. Лицо его на миг побледнело, как только глаза увидели буквы. Почти сразу он совладал с собой. Нервная усмешка проскользнула по его лицу.

      – Бред какой-то. Написано, что я насильник.

      Его смешливый тон никто не поддержал.

      – Да вы что? Это же просто листок, – он скомкал его в ладони и выкинул на крыльцо. – Смотрите: ничего нет.

      Молчание.

      – Да бросьте.

      Он стоял около входной двери и переводил глаза с одного на другого.

      – Жалкая бумажка. Кто меня вообще за язык тянул, – пауза. – Поем еще.

      Гай скрылся в кухне, но оставшиеся не сразу отвели глаза от проема, точно наблюдая за тенью.

      Он снова повернулся к пламени.

      На его месте мог быть я. Ага. Хорошо, что я не на его месте. Почему я не сказал, что куртки поменялись?

      Красно-желтые языки извивались в такт природной мелодии, то вздымаясь, то низвергаясь. Губительное потрескивание аккомпанировало танцу. Горка дров таяла. Из обугленного нагромождения вырвалась оранжевая искорка и плавно опустилась на ковер.

      Наверно, я трус.

      Скрежет металла. Противный и лязгающий.

      Хах, мстит жестянке. Потому что не может мстить нам. Что я несу.

      Снова лязгание. Люди молчали, позабыв друг о друге. Все увлечены своими мыслями. Наверно, только сейчас каждому полностью пришло осознание: я не знаю, кто я такой.