– Значит, я был болван. А теперь я гладко выбритый мужчина в расцвете сил.
– Ура! Свобода! И мы идем шататься по ночной Москве! – обрадовался Жаргал.
– Да, пойдем сегодня в Гостиный двор, – предложил Артур. – В «Шантарам». Гульнём, как в старые добрые времена.
– А почему бы и нет!
– Потанцуем, разомнемся…
– Ты же знаешь, я не танцую, – расплылся в широкой улыбке друг Артура.
– Да какая, нафиг, разница. Танцую – не танцую… Надо пар выпустить.
– Гы. А ты помнишь, мы же там познакомились. Ты там такие па выписывал, а какие девушки на тебя вешались! А я, помнишь, спросил, сколько ты им платишь? Гы-гы. – Жаргал весело рассмеялся.
– И что я ответил?
– Ты сказал: «Слюшай, дорогой, я им не плачу, я их в себя влубляю, понымаешь?»
Артур, смеясь, встал из-за стола, игриво двинул кулаком друга в плечо.
– Поехали!
– Как скажешь, дорогой!
И друзья направились к выходу из буфета.
Глава 2
Оставив машину у входа в парк «Серебряный бор», Лия неспешно шла по асфальтовой дорожке и полной грудью вдыхала тот чудесный ароматный воздух осеннего парка, который из года в год будоражил ее воображение. Несмотря на грустную пору увядания, пряный запах палой листвы щекотал ноздри и рождал надежды на лучшее будущее. Ей очень хотелось верить, что возвращение мужа принесет ей облегчение и то прежнее умиротворение, которое было до его измены, до их расставания. Лие казалось, что она за долгие двадцать лет хорошо изучила своего мужа. Она допускала, что его уход связан был не с ней, а с каким-то неведомым поворотом судьбы, предвкушением того, чего он ожидал от новой женщины, и чего не случилось. И тогда он вновь обратил свой взор в сторону Лии, и она спокойно приняла его возвращение. Как должное.
Хотя теперь они часто виделись, но муж не оставался на ночь, потому что Лия продала свою с такой любовью обставленную квартирку на Кутузовском и переехала на Фрунзенскую набережную, в жилье поменьше. На остаток средств открыла дизайн студию по декорированию элитных интерьеров, но горечь от утраты своего уютного гнездышка осела в душе женщины. Ее муж, Савелий Львович, выразил свое сожаление, что она лишилась предмета своих страстных желаний – интерьера в стиле рококо. Но в его словах сквозило такое холодное равнодушие, что Лия поняла: он даже рад этому обстоятельству, оно дает ему право, без объяснений, жить в их доме на Подушкинском шоссе, и лишь иногда останавливаться у нее на Фрунзенской. Женщина смирилась – ощущение покоя от того, что они с мужем так или иначе снова вместе, было для нее дороже.
Лия нагнулась, подняла желтый листок, приблизила к лицу, вздохнула. Сквозь поредевшие от облетевших листьев кусты тускло поблескивала темная гладь реки.
Кажется,