– Тебе холодно? – не отрывая от Ирины глаз, сочувственно спросил я ее. Это все, что пришло мне в голову в тот момент. Помочь ей я ничем не мог.
– Хо… ло… не… м… но… го! – вздрагивая, ответила Ирина. – Мои ма… малень… ки… кие се… сес… трич… чки заме… мер… з… зли…
– Какие се… сес… трич… ки? – невольно копируя Ирину, спросил я. – Вроде бы у тебя одна сестра – Анька, но ее здесь нет.
– Мои двойня… ня… шки – близня… ш… шки…
Вот, теперь до меня дошло!
Доехало!
«Добежало»!
Классно она придумала! Здорово! Сестрички-двойняшки… Двойняшки-симпатяшки…
Да…
Только – истины ради говоря (именно ради истины…): не такие уж они и маленькие! Наблюдение, сделанное мной не теперь…
Пытаясь хоть немного согреться и обсохнуть, – Ирина энергично замахала руками. Так машут, разминаясь, на уроке физкультуры ученики.
Я же не придумал ничего лучшего, кроме как включить магнитофон. Пусть машет под музыку. По крайней мере, скорее согреется.
(Ко всем прочим имеющимся во мне недостаткам – добавился еще один. Оказывается, я, в известной степени, нахал, циник!).
– Чт-то-о эт-то-о за-а пе-э-сня-а? – выполняя вольные (и «невольные», вызванные воздействием холода…) упражнения, одновременно отстукивая зубами какой-то сумбурный, лишенный ритма, «марш», спросила Ирина.
– Это замечательная песня, на французском языке, она мне нравится с детства! – неопределенно ответил я, сосредоточив на Ирине все свое внимание, сконцентрировав до предела зрение – чтобы лучше ее видеть.
(Должно быть, сейчас я в определенном смысле был похож все на того же – голодного волка из известной сказки, принявшего на себя облик бабушки, с жадностью взирающего на Красную Шапочку – с «благородной» целью ее слопать…).
– О че-о-м он-а-а?
– О любви!
– Ка-а-ко-о-й лю-у-б-ви-и?
– Между женщиной и мужчиной. Тебе еще рано об этом думать!
Здесь я, что называется, на голубом глазу слукавил, потому что на самом деле так не считал. По поводу того, что рано…
– О-че-э-нь ин-те-э-ре-э-сно-о! И со-о-в се-э-м не-э ра-а-но-о!
(Что и требовалось доказать!).
– Хорошо, не рано! Одевайся скорее, а то простудишь своих сестр… В общем, простудишься.
(Кажется, и фраза насчет простуды прозвучала у меня фальшиво, Неискренне. Мне вовсе не хотелось так скоро распрощаться с чудным «виденьем», которое являла собой Ирина и которое, конечно же, не повторится. Но ее организм, не подготовленный к подобного рода испытаниям, действительно мог не выдержать…).
– О-де-э-ва-ю-у-сь…
Ирина перестала махать и начала одеваться.
Я нажал на клавишу-паузу.
Как только Ирина надела трусики, облачила в лифчик прелестных своих «двойняшек» и подняла лежавшее на песке платье, – я, решив, что «уже можно», – самовольно оставил место «ссылки» и подошел к ней.
С платьем Ирина провозилась