В зеркале отражается стена, где на длинных штырях висят роскошные парижские платья, на их голубом, розовом и салатовом шёлке играют, переливаясь, солнечные лучи, падающие из расположенных под потолком витражных окон. Платья под разноцветными бликами кажутся по-цыгански яркими, весёлыми. Таня взяла наряды только по настоянию свекрови, и, смотрите-ка, пригодились. Ныне она – хозяйка местного светского салона. Ольга Сергеевна может гордиться невесткой: это самый блестящий во всей округе – от Дуная до Камчика – салон (если не принимать во внимание, что других попросту не существует), весь цвет праводского общества здесь собирается. Полковник Сухнен, приезжающий время от времени из Кюстенджи, по дороге нахваливает салон всем встречным-поперечным, и сюда гости приезжают специально ради визита к мадам Лапиной из Варны, да и из более дальних пунктов. Тане достается столько комплиментов, сколько петербургские львицы и за всю жизнь не услышат, здесь все поклонники – только её.
Салон образовался не по её прихоти, а по настоятельной просьбе господ офицеров. Сама она с удовольствием носила мундир аптекаря, в нём чувствовала себя свободней. Ведь если волосы спрятать под кивер, то незнакомые принимают её за юного кантониста и не обращают внимания. А когда Таня выходит за ворота в платье, все пялятся, как на диковинку. Лишь ради дня рождения Таня обновила подаренное свекровью голубое платье с нешироким кринолином, перчатки, туфельки, миленькую изящную шляпчонку. И весь тот день чувствовала себя то ли королевой, принимающей поклоны от подданных, то ли слоном из басни Крылова, которого «по улицам водили, как будто напоказ». Все офицеры гарнизона сочли своим долгом зайти и поздравить жену поручика, отмечавшую здесь, у чёрта на куличках, своё семнадцатилетие. Её разглядывали, ею любовались. Вечером Лужницкий озвучил их общую просьбу: офицеры желали видеть дам в роскошных нарядах почаще.
– Поймите, мы без женского общества звереем, в скотов можем превратиться, – жаловался он. – А увидел Вас, Татьяна Андреевна, в сём прекрасном наряде, в великолепии, чуть не забытом нами, и ощущение, словно на один вечер в милую сердцу северную столицу перенёсся. И другие офицеры, глядя на Вас, испытывали то же самое, ностальгировали, так сказать…
Серж нахмурился, смерил просителя недовольным взглядом и поинтересовался:
– Вы желаете проверить, насколько я ревнив, надолго ль хватит моего терпения?
– О, нет, нет! Лапин, клянусь Вам, я сам берусь следить, чтобы не было волокитства ни с чьей стороны, обещаю пресекать подобные поползновения.
– Хмм… – насмешливо поднял брови Серж. – А не Вам ли я обязан появлением месье Бюрно? Он почти каждый вечер торчит у нас, воображая, что его вздохи – самая приятная музыка для моих ушей.
– Но он не переходит рамки приличий, – нерешительно возразил капитан, замялся, потом сообразил, что явится