Такимура скрылся в ванной комнате и подошёл к раковине, упираясь в неё руками. Он сам бы не нашел обоснования своим действиям, но штаны стали до одури узкие, а в районе ширинки выпирал заметный бугорок.
“Сбежал. Так позорно” – усмехнулся Такимура, смотря в своё отражение в зеркале. – “А меня и вправду можно смутить, как маленькую девчонку. Чёрт. Я так облажался”
Этим временем, Кен, всё также в одних боксёрках, подошёл к ванной комнате, медленно заходя в неё. Услышав шаги парня, Аято смущённо посмотрел на Судзуки, пытаясь избежать контакта глазами
– Прости, это была лишь шутка, – виновато сказал Кен. – Я не собирался соблазнять тебя, – попытался отшутиться кареглазый.
– Очень смешно, – саркастично выдохнул Аято, отходя от раковины и прислоняясь спиной к холодной стене. – Хотя, это ты извини, я, наверное, глупо выглядел.
– Нет, нет, не беспокойся об этом, – убедительно выставил ладони вперёд Кен. – Я увидел твою настоящую реакцию. Ты был собой. А это самое главное, – Судзуки как можно ближе подошёл к блондину. – Ты так умело справляешься со своими бесчувственными масками на людях. Но при мне забудь о них. И о своих ярлыках тоже забудь, – договорил он, хватаясь рукой за запястье старшего.
Аято почувствовал, как по телу вновь прошлись мурашки, а возбуждение нахлынуло с новой силой, как только Кен приблизился к нему. Только в этот раз Такимура захотел поцеловать младшего, вкладывая в этот поцелуй все свои эмоции и ощущения. Однако он быстро передумал делать это, ведь дверь в ванную комнату была открыта. Аято вздохнул, поднимая свои голубые глаза на Кена. Но тот, в свою очередь, заметил некое беспокойство и печаль во взгляде напротив, а потому решил задать блондину вопрос.
– Тебя что-то волнует? Не молчи об этом, прошу, – трепетно произнёс Кен.
– Нет, не волнует. То есть, это скорее заставляет задуматься над многим, – еле слышно ответил Аято. – И эти мысли иногда вызывают у меня и грусть, и ярость, и обиду одновременно. Ведь, не смотря на твои слова, ярлыки с меня никуда не денутся. Я одиночка с кучей проблем и нервной нестабильностью в придачу. Я знаю, что ты любишь меня таким, и я тоже люблю тебя по гроб своей жизни, но, видишь ли, именно поэтому мне так хочется стать лучше для тебя. Достойнее что ли. Я всё изменить готов и на всё пойти. Но дело в том, что я, правда, не знаю, кто я. Без понятия, как мне вообще удаётся распутывать свои многочисленные ошибки, оставаясь целым и невредимым. Но даже если я и смогу поменять себя снаружи, то в душе останусь всё таким же грязным и испорченным, – грустно выдохнул он. – Если бы я только знал, кто я такой, то непременно бы изменился. Но как мне стереть своё такое неправильное Я, – к последнему слову голос Аято совсем притих.
Внезапно, блондин подходит к зеркалу над раковиной и, злостно смотря в своё отражение, кричит:
– Кто,