– Но это же бабушка подарила!
– Забудь, – сказал отец, продолжая давить на плечо Кена.
Мальчик затих. Он пристыжённо опустил голову вниз, крепко зажмурив свои глаза.
– Прости, пап, я больше не буду создавать проблемы, – извинился перед отцом Кен, а затем медленно, немного пошатываясь, поднялся с пола.
Мальчик неспешным шагом направился за родителем, а Аято остался на месте, смотря им в след. Блондин взглянул под ноги, на оторванную кроличью лапку. Аято поднял её с пола и крепко сжал в своей ладони. Какой-то голос внутри него хотел вновь осудить Кена за его покорность. Но разве была ли эта его вина? Да, мальчику не повезло родиться в семье строгого воспитания. Он, как и его отец, всё время пытался быть идеальным, во избежание критики со стороны других людей. В их семье не принято жить иначе, лишь безупречно и больше никак. Кена с рождения обязали быть идеальным сыном. А идеальные не плачут, не обижаются, ведут себя вежливо и услужливо, при этом ничего не прося и не требуя в замен.
Кен идеальным не был. Аято это давно понял. Просто Кен добрый. А потому и решил страдать сам, нежели огорчать других. Кен не идеальный. Он просто родился с обречённым характером.
На секунду Аято даже обрадовался, благодаря Бога за свой скверный нрав. Но спустя пару минут он опомнился и побежал с места, догоняя господина Судзуки и Кена.
Кроличья лапка всё ещё торчала из кармана чёрных брюк блондина.
Вечером, после очередного нравоучительного разговора с отцом, Кен сидел за столом в комнате, усердно занимаясь уроками. Материал в учебнике был скомкан и изложен чересчур сложными словами. Но Кен перечитывал правила в сотый раз, пытаясь как можно лучше выучить их. Ведь, кажется, Кен не мог знать что-либо на средний балл. У него попросту не было права выбора. Знать всё и даже больше – вот его цель, поставленная отцом на ближайшие лет двадцать.
Глаза Кена потихоньку слипались, а сам мальчик уже клевал носом учебник. Внезапно, дверь в комнату медленно приоткрылась, и в спальню зашел Аято, быстро заводя свои руки за спину. Блондин поднял неловкий взгляд на Кена и подошел к письменному столу мальчика.
– Как ты? – кротко спросил Аято.
– Всё хорошо, спасибо. А что на счёт тебя? – не раздумывая ни секунды, ответил Кен, натягивая на своё лицо широкую улыбку.
Это была та самая фальшивая улыбка, которую он научился показывать для того, чтобы люди поверили, что он счастлив. Аято быстро прознал этот приём, а потому в такие моменты никогда не смотрел на губы Кена, как бы широко они не были растянуты. Аято смотрел в глаза. А те не врали. Как и сейчас. Уже покрасневшие, уставшие, потерянные и совершенно разбитые.
Аято тяжело вздохнул.
– Я просто знаю, каково это, когда теряешь последнее. Поэтому, вот.
Аято протянул бледную руку вперёд и положил на стол плюшевого кролика. Его левая лапка оказалась на месте, хоть и была безобразно пришита. Синие нитки