– Ни за что, – проговорил Костя, но его рука сама потянулась упаковке с дензнаками и приняла ее из рук Родика.
Пачка показалась Косте неимоверно тяжелой
– Теперь сорви с пачки ленту! – приказал Родион.
– Не буду, – Пузырьков отрицательно замотал головой.
– Срывай!!! – рявкнул Родик.
– Не могу, – простонал Костя, зажмурил глаза и, как чеку с гранаты, сорвал с пачки денег полосатую ленточку.
– И… Бросай… Деньги… В окно, – четко и уверено приказал Пузырькову Родион. – Ну!!!
– Господи… Господи… – прошептали губы Пузырькова. – Господи… Если ты меня слышишь… Господи, что я делаю??? – Костя резким движением выбросил в окно пачку денег и, не глядя как она рассыпалась на листы, взял со стола следующую.
– Молодец! – похвалил его Родик Оболенский. – Теперь ты научился относиться к деньгам проще!
Пузырьков распечатал новую упаковку и на этот раз с открытыми глазами выбросил ее в окно.
– Ой, – тоскливо обронил он, глядя, как деньги, которые были у него уже в руках разлетаются по ветру.
Пузырьков понял, что не забудет этого момента никогда. Он будет рассказать об этом всем и никто, никто не поверит ему, что он, Пузырьков, обычный, серый, простой человечишка, никогда не хватавший звезд с неба, своими руками выбросил на ветер миллион долларов.
– Ну-с, – Родик потер руки от предвкушения удовольствия. – Научно познавательную, воспитательную акцию «Деньги на ветер» позвольте считать открытой!…
… – Внима-а-а-ание, будьте остаа-аро-о-орожны на переходе! – занудным женским голосом, плоским как лист жести, проакал громкоговоритель над станцией Коблино в пригороде Питера. – В стор-а-а-а-ну Петербург-а-а-а, по перва-а-а-му пути без остаа-а-а-ановки пра-а-а-аследует скорый поезд! Кхем… Кхем… Повта-а-а-аряю! В стора-а-а-ану Петербурга-а-а-а, по перва-а-аму пути, без остаа-а-а-ановки пра-а-аследует скорый поезд! Ота-а-а-айдите от края пла-а-а-атформы и будьте оста-а-а-арожны на переходе! Нюра-а-а, переда-а-ай Пеа-а-атровичу, что я жду его, посля-а-а смены… Поа-а-ка…
Дребезжание громкоговорителя пробудило ото сна пьяненького Ваню Голубкова.
Ванечку в Коблино знали все. Лет двадцать, а может тридцать, а может сорок, Ваня сам не знал сколько лет назад, вот с этой же коблинской платформы, говорят из-за великой любви, а скорее просто по пьяне, он бросился прямо под отбойник проходящего поезда, но не помер, а только лишился обеих ног, зрения и жалости к самому себе. А как оклемался и выбрался из больницы, прописался слепым калекой при станции. Кормился тем, что народ подаст. Нынче подавали плохо, но зато у Макарки – станционного дворника, сегодня был день рождения и Ванечке обломилось двести грамм водки в пластиковом, хрустящем стаканчике и почти цельный, еще горячий, жареный куриный окорочек из буфета