– Да хорошо, – смущенно ответил Ваня, вспоминая происшествие в конюшне. – А ты что, уже уезжаешь?
– Да. Надо бы заглянуть к дяде Егору да сговориться насчет сенокоса. Но я быстро ворочусь, и мы с вами затеем баню.
– Ну, езжай с Богом, а мы тут пока поговорим, чайку попьем. Я сегодня щей наварю да картошечки свеженькой. А ты уж возвращайся поскорее! – Марья Ивановна говорила все это и неуверенно поглядывала на цыганенка, стараясь угадать, понимает ли он их. Когда Петр Макарович уехал, Ванюша решил рассказать матери утреннюю историю с конем.
– Мама, представляешь, а он с нашим Ветром подружился! – радостно показывая на мальчика, начал Ваня. – Он его гладил прямо по морде, а Ветер слушал и даже не кусался!
– Вот как. Да не может этого быть! – не веря словам сына, с усмешкой ответила Марья Ивановна.
– Правда-правда!
Марья Ивановна, ухмыльнувшись, закачала головой, всем своим видом давая понять, что рассказ о добром и послушном Ветре – ложь. Возмущенный тем, что ему не верят, Иван подошел вплотную к гостю и, тряся его за ручку, взволнованно произнес:
– Ну чего же ты молчишь? Расскажи. Ведь ты с ним подружился и гладил его!
Мальчик, понимая, что правдивым словам Вани не верят, и, видимо, совсем уже освоившись, произнес:
– Да. Я люблю грай.
– Да не Грай его зовут, а Ветер, я же тебе говорил уже! – с досадой поправил Ваня, а цыганенок, войдя в то же взволнованное состояние, что и его друг, начал громко и отчетливо повторять:
– Грай! Грай!
– Ветер! Ве-тер! – по слогам произнес Иван.
В этот почти уже спор, наконец, вмешалась Марья Ивановна, обрадовавшись, что мальчик хоть и непонятно, но начал что-то говорить.
– Ну что ты, Ванечка, может, это он на своем языке так называет. Может, его так научили.
– На каком «своем»? – Не понимая, о чем идет речь, Иван удивленно смотрел то на мать, то на цыганенка.
– Да. Грай, – улыбаясь, продолжал настаивать мальчик.
– Господи, Пресвятая Богородица, говорит никак, – зашептала Марья Ивановна и решила, что теперь, понемногу, что-нибудь да разузнает про найденыша.
– Ну, понимаешь, сыночек, наверно, он из такой семьи, в которой говорят иначе, на другом языке.
Марья Ивановна старательно подбирала слова, чтобы ненароком не обидеть чем гостя, и в то же время пытаясь объяснить сыну то, чего он еще по малолетству своему не знал.
– Наверное, он из цыганской семьи? – робко произнесла Марья Ивановна и поглядела на мальчика.
Опасения ее оказались не напрасными. Ребенок, то ли услышав про цыган, то ли еще по каким причинам, вдруг начал всхлипывать. Через минуту слезы уже ручьем текли по его лицу, и повторилась ужасная сцена сегодняшней ночи. Марья Ивановна, расстроившись и испугавшись, приблизилась к плачущему, присела перед ним и, взяв его ладошки в свои, заговорила с сочувствием:
– Миленький ты наш. Уж прости меня. Я ж не хотела. Лучше скажи, ты знаешь,