Он лихорадочно вглядывался в изменившийся рисунок, ища в нем хоть какую-нибудь подсказку, тайный ключ, и, словно молитву, горячечно бормотал себе под нос: «Я найду тебя! Я все равно тебя найду!»
Он оглядел на картинке каждый кустик, обыскал каждое деревце, даже заглянул в арку нарисованного дома… Шарфа не было нигде, и Маркус, впавший в уныние, уже отчаялся его отыскать. Но ведь он никогда, никогда себе не простит, если не найдет этот дурацкий шарф, не дающий ему покоя.
Решение пришло внезапно, он понял, где нужно искать. Действительно, ярко-розовый язычок шарфа, будто дразнясь, выглядывал у мальчугана из оттопыренного кармана ярко-голубой курточки.
Маркус облегченно вздохнул, наконец, и подумал, что вполне мог бы справиться с задачей и быстрее. Просто он, к сожалению, забыл, что когда-то, давным-давно, тоже был мальчишкой.
Кто такая Асия Асановна Асадуллина, в переулке Южном почти никто не знал. Вот ежели бы кто спросил про бабу Асю, тут бы любопытствующему сразу указали на крохотный полуподвальчик, где она безраздельно хозяйничала последние пятьдесят лет.
Правду сказать, «бабой» ее называли неправильно: внуков у нее отродясь не было. Откуда ж взяться внукам, когда и детей-то нет? Они с Рашидом поженились сразу после войны, да только он из-за контузии больше времени по госпиталям проводил, чем с молодой женой. Так война и догнала его, без наследников. Асия больше замуж не пошла, хоть и звали не раз. Устроилась дворничихой, получила комнатушку как жена инвалида войны и прикипела к ней душой.
Баба Ася знала все про всех: кто женился, кто родился, кто развелся, кто помер… С кем Алена-гулена из восьмой квартиры в подъезде отиралась, что Клавдия Васильевна из шестой приготовила на ужин своему благоверному, даже какие оценки принес из школы Ромка Маркусов из четырнадцатой…
Баба Ася улыбнулась в усы, которые жестким черным ершиком топорщились на ее круглом луноподобном лице под мясистым крючковатым носом. Она давно перестала их подстригать маленькими ножничками, уж больно быстро росли. Пострелята-мальчишки дразнили ее из-за этого бабой Ягой, но баба Ася не обижалась: а кто ж она? Натуральная баба Яга и есть. Только для порядка ворчала да грозила им издалека своей обшарпанной метлой. Не обзывался только Ромка, Юлин сынишка. Жалко ее: умница, красавица, да красоту-то в миску не положишь. Молодая еще, а одна век коротает – непорядок это, негоже молодице бобылкой жить, одной сына растить. Сынок, правда, у нее хороший, вежливый, правильно его Юля воспитывает. Вон, давеча даже с Новым годом поздравил, когда они столкнулись во дворе.
«Шарф-то за углом как пить дать скинул. Щеголь не мерзнет, но дрожит», – баба Ася любила к месту и не к месту вспоминать татарские поговорки.
По старенькому черно-белому телеку, как всегда в новогодний праздник, крутили «Иронию