«Животные», – брезгливо поджал губы Виссарион Григорьевич. «За что они нас так ненавидят? Это зависть, конечно. Наши дорожки давненько разошлись. Что общего может быть у человека, читающего в сортире Сартра, и не имеющего сортира в принципе? Сходство анатомии ещё ничего не значит, а различия в психологии были всегда. Дед рассказывал, что прадед приводил замкадца в священный трепет обычными шпротами и банкой маринованных огурцов из Венгрии. Какой-то очередной дальний родственник с сыном заночевали у него на Таганке, так бедный ребёнок глаз не мог отвести от красивых баночек. Теперь между нами цивилизационная пропасть. Шпроты перестали играть заметную роль в сложной картине жизненного успеха. И при чём здесь этот пресловутый успех?!» – всё больше распалялся Виссарион Григорьевич, не забывая выбирать наилучший ракурс для съёмки. «Это, конечно же, условности. Политкорректно, разумеется, говорить о том, что мы – один народ, одна страна, у нас великие цели. Но все понимают, что каждый сверчок должен знать свой шесток. На нашем все не уместятся».
Когда боковой ветер был побеждён, и верный ракурс нашёлся, двигатель предательски зачихал и потерял тягу.
– Твою мать, – неумело выругался Виссарион Григорьевич. Он потянул штурвал, стараясь увести машину в направлении белоснежных бастионов МКАДа.
«Безнадёжно! Всё теперь безнадёжно».
Машина постепенно, но неудержимо теряла высоту, Виссарион Гроигорьевич с тревогой заметил, как полуголые обезьяны с копьями бросились по его следу. Безо всякой надежды, скорее исполняя регламент, подал сигнал бедствия: никто не успеет его спасти, так что примет он смерть страшную, лютую.
«Но мы ещё поборемся!» – отчаяние придало сил. В конце-концов, на поясе висел шестизарядный Магнум, один вид которого пугал даже своего владельца, а потом, имелась теоретическая возможность спрятаться в лесу до прилёта Гвардии.
Приматы чуть отстали, так что удалось без помех посадить свою издыхающую стрекозу на берегу какой-то лужи. Не теряя времени, Виссарион, выхватил пистолет, бросился напролом сквозь кусты. Сразу началось болотце. Он уже преодолел его, когда на последней кочке поскользнулся, взмахнул руками, и с головой погрузился в стоячую воду, подняв со дна тучи ила. Сразу вскочил, по колено в мути, ахнул: пистолета в руке не было. «Теперь точно всё», – как будто мир зависел от шести выстрелов Магнума.
Сзади и сбоку послышался звук погони: хруст веток, улюлюканье, хриплые крики. Его загоняли как дичь, как зайца.
Виссарион много упражнялся на беговой дорожке в кондоминимуме. Минимум трижды в неделю он пробегал километров семь для поддержания формы в рыхлом теле офисного червя. В лесу этой формы оказалось недостаточно. Серебристые сапожки проваливались в мох, цеплялись за