Гасан не любил людей, жену свою с трудом терпел. Единственным живым существом, которое грело душу была его десятилетняя дочь Гаянэ. Наследница разбойничьей империи совсем не походила на отца, являясь точной копией прадеда, поражавшего суровых соседей мягкосердием. Девочка отлично училась, любила животных, цветы, замечательно играла на скрипке, и сочиняла романтические сказки. Отец брал её всюду, куда только можно, и даже туда, куда нельзя.
Василий познакомился с ними в прокуренном баре в центре зимнего города ближе к полуночи, когда всё только начинается.
– Ээээ! – сказал Гасан, поднимая на него тяжёлый взгляд своих маслянистых от опия глаз. – Ты такой модный, да?
– Что? – не понял Василий, сидевший с другом за соседним столиком.
– Я тихо и нэ панятна гаварю, да? – ещё тише произнёс Гасан.
– Всё понятно, не волнуйтесь, – ответил Вася.
– Я?! – Гасан ухмыльнулся. – Это ты начинай волноваться! У тибя бародка пидарская, я таких нэ люблю.
– Папа! – Раздалось от окна, где сидела черноволосая девочка с пронзительными глазами. Она ударила скрипичным кофром по столу, резко дёрнула Гасана за рукав чёрной бандитской кожаной куртки из Турции:
– Ты пьяный, папа! Отстань от него, он хороший человек, извинись немедленно!
Лицо Гасана тут же расплылось в улыбке, он погладил дочь по голове:
– Умница моя!
Он снова повернулся к Василию:
– Видишь, какая скрипачка у меня?! Она сердцем людей чувствует. Прости меня, брат! – чуть повернув голову, крикнул за стойку:
– Эй. Наташа, три румки «Наполеон» сюда неси!
И снова за соседний столик:
– Вас как зовут, пацаны?
– Василий.
– Герман.
– А меня – Гасан. За знакомство. Да, Василий, – добавил он, выпив. – Если что – ты найди меня.
– Папа, пойдём домой, поздно уже! – строго донеслось от окна.
– Пойдём, принцесса моя! – Гасан бросил на стол несколько мятых цветных купюр.
– Бывайте! – подмигнул он, поднимаясь. Рядом встали ещё несколько крепких бородачей.
Герман сделал большой, жадный глоток из пузатой кружки:
– Вася, ты даже не представляешь, как нам только что по-крупному повезло.
Молчаливый боец Гасана Махмуд выкатил из ржавого гаража моего временного железного коня. Получив инструкции избавиться от него по прибытии, я ожидал откровенной рухляди, а передо мной стояла на подножке мечта и гордость любого советского байкера: тяжёлый мощный «Урал», да ещё «намарафеченный» впридачу. Моя вечномальчишеская душа вздрогнула, и расправила крылья.
– А почему не «Ява?» – сфорсил я.
Махмуд сплюнул под ноги:
– Ява твоя – девок в кусты катать на деревенский речка! Это – мужской машина, надёжный. Бросишь на окраине, когда вернёшься, не забудь.
Ещё он в каких-то витиеватых и туманных восточных