Никогда еще Россия не являла так много и столь талантливых и разных философских умов. По значимости, по совокупности философских достижений этот период можно назвать Золотым веком русской философской мысли. Назовем их имена: С. Трубецкой, Б. Фохт, И. Лапшин, И. Ильин, Б. Шлёцер, В. Розанов С. Булгаков, П. Успенский, Н. Бердяев, П. Флоренский, Н. Лосский и другие. Даже если бы мы назвали лишь эти имена, уже было бы достаточно оснований признать этот дом центром Серебряного века русской культуры. Они воспринимали Скрябина как философа, приблизившегося к космическим сферам. А. Н. Скрябин создал новую область культуры: синтетическое искусство, вмещающее в себя музыку, речитатив, пластику, архитектуру, художественное слово, жест, запахи природы. Такого ещё не было в искусстве. Но для создания Всеискусства композитор чувствовал внутреннюю потребность в философском знании, которое считал основой творчества и всего сущего. Ещё в молодости он изучал труды Ницше, Шопенгауэра, Ибервега, Блаватской, философию Востока и прежде всего Индии. Из русских его интересовала философия Вл. Соловьёва и его последователей, особенно идея Соловьёва всеединства и богочеловечества. Он был знаком с трудами М. Лодыженского, знавшего индийскую йогу и искавшего пути синтеза философии, религии, мистики; с трудами первого философа-космиста Н. Фёдорова; труды П. Флоренского интересовали Скрябина прежде всего потому, что философ исследовал символику цвета, музыки и числа. А труды теософов П. Успенского «Внутренний круг» и «Тайная доктрина» Блаватской не только занимали почётное место в библиотеке композитора, но были «читаны с карандашом», о чём говорят пометки на полях. Они были настольными книгами композитора.
И вот что интересно: столь разные по своей направленности философы проявляли живой интерес к философским идеям Скрябина. Уже в Четвёртой сонате Скрябина появляется астральная тема, тема космоса – и это впервые в русской музыке! Это почувствовали в первую очередь поэты-символисты и философы. Вяч. Иванов, прослушав Четвёртую сонату, сразу постиг её истинный смысл. Он писал о том, что Скрябин подчинил все музыкальные средства одной сверхзадаче «путём сдвига данного искусства в сторону соседнего, откуда приходят в синкретическое создание новые сущности изобразительности» (Иванов Вяч., Собр. соч. Т.3. Брюссель, 1971, стр.164).
Средствами музыки Скрябин выразил философскую мысль о мире как о бесконечном и едином, о Всеединстве, о возможности преодоления пространства и времени. В этой сонате впервые проявился синтез музыки и цветосвета. Об этом композитор сказал в программе сонаты: «В тумане легком и прозрачном, вдали затерянная, но ясная звезда мерцает светом нежным… В радостном взлёте ввысь устремляюсь… В солнце горящее, в пожар сверкающий, ты разгораешься, сияние нежное… В твоих искрящихся волнах утопаю… И пью тебя, – о, море света» (Скрябин А., Собр. соч. для фортепиано, т.2., М.-Л., 1948, стр. 318).
Тональность сонаты воспринимается как цветосвет и видится