– Ну вот теперь что-то осталось в извилинах, – заключил он.
С той поры учитель Яков Григорьевич и комбайнер Иван Чудинов стали здороваться за руку, а мудрый милиционер Егор Трефилов подвёл итог:
– Русы хинди пхай-пхай, как говорят индусы. Дружба!
Любил Иван весёлые лихие компании. А из всех мужиков и парней выделял тех, которые служили в десантных войсках. Их он в день ВДВ и 9 мая в День Победы зазывал в Зачернушку. Не обычные в те дни, а решительные и сплочённые, в беретах и тельняшках, выглядывающих в распахнутый ворот рубахи, шли десантники в Зачернушку чуть ли не строем и орали солдатские песни: «Не плачь, девчонка», «Вдоль квартала взвод шагал». Конечно, зычней всех был могучий голос Демида Кочергина. Недаром он в армии ходил в ротных запевалах. Был Демид мужик пройдошливый. Во время телефонизации деревень возглавлял он бригадку связистов. Выпить хотелось, а сухой закон гулял по стране. Демид придумал как закон этот «размочить». Появился у председателя «Светлого пути» Григория Фомича и с хмурым видом начал растолковывать, что есть такие штуки контакты. Если их не протирать спиртом, или на худой конец водкой, то они закислятся и хана стараниям. Надо протирать контакты, а вот у них лимит кончился и если хочет председатель, чтоб была бесперебойная связь, то надо… Григорий Фомич сходу всё усёк:
– Сколько надо?
– Десять литров, – не моргнув глазом, выпалил Демид.
– Пять дам, – сказал председатель. Он понимал, о каком «окислении» идёт речь.
В общем, Демид, закончив телефонизацию, вернулся в родную Коромысловщину, потому что понравилась ему налитая, звонкоголосая Симка Васина. Женился и окончательно осел здесь в те незапамятные времена телефонизации.
Подошли как-то в День ВДВ коромысловские десантники к Зачернушке и замерли в удивлении: на луговине красовался белоснежный шатёр подстать ханскому или царскому. Это Иван Чудинов додумался надеть на жердяной остов свой малый парашют, привезённый из армии.
На траве скатерть растянута, кое-какое угощение деревенское уже расставлено. Десантники загоготали от радостной неожиданности. Ай да Иван Чудинов!
– Душа горит, – заорал механик Кочергин. – По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей!
А голосяра у этого присадистого, ширококостного бугая была такой, что в пяти соседних деревнях слыхать, да вот деревень-то теперь нет. Пустилась гулять бутылка под холодную закусь.
– Тимофеич, ты зачинай, – обратился Иван к самому старослужащему Кочкину Максиму, который с японцами успел повоевать в 1945-м.
– Я артиллерист. Давай мой марш, – и, взмахивая рукой, запел костистый седой Максим Авдеевич, но едва успел одолеть первые четыре слова: «Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой», как густо подхватили все, а Иван разрядил свою гармонь. Особенно задиристо орали припев:
– Артиллеристы, Сталин дал приказ.
Это назло всем, кто Сталина