Испытание войной. Алена Даниленко

вместо 250. Лежали в коридорах, на носилках, на полу. Во всем отделении было всего три коптилки. Пищу раздавали в темноте, ели в темноте. Больные друг у друга крали пищу, пользуясь темнотой. Сестры были инертны, вялы, безразличны ко всему. В особенности помню одну. На ней было надето неимоверное количество одежды, валенки, варежки, и она с тупым безразличным лицом сидела за столом и жевала корочку хлеба… Добиться от нее интереса к окружающему было невозможно. Больные стонали, кричали, звали, они лежали в своих испражнениях, а она тупо жевала и все. А мы с Верой и Ниной были активны, мы подмывали больных, стирали им в холодной воде грязные кальсоны. Мы с Клавдией Наумовной делали обход: она смотрела больных, а я писала. Пишу, бывало, с полчаса и уже не могу больше писать, пальцы ручку не держат, тогда она садилась писать. Перчатки и варежки не спасали, и через короткое время мы менялись. И так мы работали, и так мы пытались помочь больным».

      «23.10.42. Какое было счастье, когда больным стали выдавать дополнительный паек № 1 и № 2. Это был кусочек шоколада, омлет, кофе и еще что-то. Как постепенно эти живые мертвецы стали оживать. Но очень большие мужчины все-таки умирали. А некоторые умирали по собственной глупости – все продавали. Так умер один повар. У него на все была установлена такса: каша – 30 рублей, кусочек шоколада – 25 рублей и так далее. А когда он умер, у него под подушкой нашли 1600 рублей и не знали даже, куда их отослать…»

      «15.11.42. Страшный обстрел Невского произошел пару дней тому назад. Два с половиной часа без передышки сыпались снаряды на Невский, Литейный, улицу Жуковского и вообще в том районе. Крики и стоны стояли по всему Невскому. Было много убитых и раненых. Скорая помощь во время обстрела не выезжает. Наш врач попал в эту кутерьму, перевязывал раненых в каком-то домоуправлении. Было жутко. Вот и сейчас чудно играет радио, а где-то очень близко рвутся снаряды. Стоит большого труда заставить себя сидеть за столом. Вообще все последние дни гады обстреливают Ленинград. Хоть бы скорее их прогнали…»

      «19.11.42. Более половины ноября прошло, скоро декабрь, а потом и Новый год. Пока еще живы. Надеемся, что следующий год принесет как можно больше хорошего, и надеемся на окончание войны. Сейчас очень много работы в госпитале. Так как наступили холода, многие заболели и ослабли, им требуется помощь. А вообще я многому научилась у докторов; можно сказать, прошла полное обучение. К тому же мне очень нравится помогать, спасать и быть таким важным для жизней многих человеком. Это действительно здорово».

      «31.12.42. Снова канун Нового года. По-прежнему Ленинград в блокаде. Все по-прежнему, но все по-другому. В прошлом году было холодно, темно и очень голодно. А сегодня светло, тепло, сытно и как-то особенно спокойно. Будто бы завтра наступит новый день и все закончится. Знаю, что сумасшедшая идея, ну а вдруг?.. А еще этот страх, он куда-то исчезает, и кажется, что можно расслабиться, выйти из этого страшного состояния того, что тебя в любую минуту могут убить. Убить только за то, что ты человек, родившийся в это время и в