– Извини, я не понял: зачем мы туда пойдём?
– Ты все такой же, – сказала Маша с каким-то странным выражением.
– Внешне ты тоже мало изменилась, – произнёс Юлий на этот раз уже с явной издёвкой – хотя это было чистой правдой.
Она вскинула на него глаза.
– Юлий… Ты можешь меня выслушать?
Он пожал плечами.
– Почему бы нет? Говорят, лучше поздно, чем никогда…
– Тогда пойдём…
В пустой комнате для занятий Маша села по привычке за преподавательский стол, он – на подоконник. Она вскочила, хотела подойти поближе, но передумала, села опять и торопливо заговорила, не глядя на него:
– Понимаешь, я не могла тогда… тебе объяснить. Я тебе… тебя… наверное, потому что я тогда все ещё…
– Что? – не выдержал он.
– Ничего… – она помолчала, потом начала снова. – Теперь… как-то легче, три года прошло. Олег… я ему всё рассказала о тебе, о нас с тобой…
– Всё? – вскинулся Юлий.
– Нет, не всё, – торопливо поправилась она. – Только самое главное… то есть, наоборот – в общем, без подробностей. Он выслушал и сказал: «А зачем мне об этом знать?»
– Резонно, – заметил Юлий. – Я тоже считаю, что незачем.
– Я… думала, он мне что-нибудь подскажет, посоветует, что делать…
Она не поднимала глаз от стола, и он мог не отрываясь смотреть на её милый профиль с опущенными ресницами, всё так же подстриженные светлые волосы, тонкую шею и прямые плечи… Юлий отвернулся.
Зачем он пошёл с ней, идиот? Всё, что было где-то очень глубоко, настолько, что порой отпускало от себя на день, другой, неделю, – всё это теперь нахлынуло с новой, сокрушительной силой… Их встречи и то сумасшедшее чувство счастья, впервые испытанное им ещё до начала этих встреч, даже до того памятного телефонного звонка, может быть, лишь в неясном предвкушении, предчувствии этой обрушившейся на него любви… Всё, что их связывало – навсегда, как им тогда казалось, – эти колыбельные по телефону до зари, эти летящие часы, которых им всегда не хватало, чтобы досыта наговориться о пустяках и о самом главном, наглядеться друг на друга, ну, и не только наглядеться, конечно…
Маша заговорила снова. От её слов Юлию становилось всё хуже и хуже, хотя раньше ему казалось, что дальше уже – край. Сладковский – это, оказывается, её огромная удача в жизни, так везёт, может, одному человеку из тысячи, а может, даже из миллиона. И она благодарна Юлию, ведь если бы не он и их любовь, Маша была бы совсем другая к тому времени, когда у них началось со Сладковским, и на ту, другую, он никогда и внимания не обратил бы.
Или ещё так: Юлий – хороший, очень хороший. В чём-то – даже лучше Сладковского (даже!). Нет, правда, чисто объективно: он искреннее, внимательнее, не такой ехидный и высокомерный. Но любовь… он, конечно, понимает – это же не от них зависит. Странно, а может, наоборот, так и должно быть – они чем-то очень похожи, Юлий со Сладковским.