У него давно погасла сигарета, но он не видит этого.
– Любовь не архитектура и не дворец, её нельзя заключить в заранее спланированную форму, – с философическим видом говорит Кузьма, довольный своим удачным сравнением.
– Может, стоит познакомиться с француженкой? – спрашиваю я Василия, видя его страдания. – Вдруг что-то изменится? Это шанс.
– Глупо, – говорит он. – Несерьёзно. Хотя всё тот же Ларошфуко наверняка бы сказал: «Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства». Это второй афоризм, который я запомнил, живя с филологиней. Всегда гадал, что за «положения»? Что за «безрассудство»? Да, как архитектор, я не люблю разломов, тем более неожиданных. Один раз в юности попробовал пошутить, быть безрассудным – и что вышло? Потерял девушку, которую любил. Но сейчас вижу, что капля сумасбродства мне бы не помешала. Что-то я проглядел в жизни. Замазал проблему, но не справился с ней. Впрочем, – Василий уронил голову на грудь, – мне всё кажется.
– Non, ce n’est pas votre imagination! – обернувшись к нам, вдруг горячо и пылко заговорила наша соседка, не обращая внимания на нас с Кузьмой и обращаясь только к Василию, словно уверенная, что он должен понять её. – Non, ce n’est pas votre imagination. Si vous y penser, vous n’imaginez donc point. C’est la vérité. Mais vous vous trompez sur une chose, je me casserais les mains en vous tapent si je vous aimais, car très souvent nos émotions et notre amour dictent nos actions et comportements. C’est pas bien, mais ce n’est pas mauvais non plus, c’est juste la manière comme sont les choses. Et cette fi lle vous aimaient vraiment[10].
Влажные глаза её блестели, а губы вздрагивали. Василий, подняв голову и выпучив глаза, не отрываясь следил за губами девушки, будто старался по ним прочитать, что она говорила. Но её понял даже Кузьма, который в эту минуту отвечал на телефонный звонок. Он прервал разговор с московским офисом и сказал:
– Друзья, она права. Главное в жизни – это любовь.
Француженка смутилась, видя наше изумление, и с извиняющейся улыбкой пояснила:
– Я могу понимать. Я немного училась в Москве. Pardon.
– Кузьма, – громко сказал я, – как считаешь, прав был Ларошфуко?
– Да, нам пора. Пройдёмся, подышим, – невпопад ответил Кузьма, поднимаясь вслед за мной.
Мы оставили их в шатре, каждого за своим столиком, а сами вышли в ночную праздничность улицы, приглушённую лёгким туманом. Лужи высохли, фонари горели ярко, пробиваясь сквозь влажный воздух, всё было пропитано запахом свежести. Мы пошли, неспешно разговаривая и наслаждаясь вечерним настроением Парижа.
– Как ты думаешь, получится у них? – утвердительно спросил Кузьма, взглянув на меня с высоты своего роста.
– Поверим случаю, – ответил я, раздумывая над словами французского моралиста…
Командировка
Роман был молод, но уже разочарован в жизни.
Двадцатисемилетний возраст казался ему порогом,