Василий громко смеётся. В его смехе слышится чувство вины, поэтому, чтобы не смущать товарища, мы с Кузьмой отводим от него свои взгляды, бросаем курить и приступаем к кофе, который давно остыл.
– Грустная история. И глупая, прости за резкость. Впрочем, по молодости все мы глупцы. Вместо того чтобы верить себе, верим чужим людям, – говорю я, выждав минуту.
– Что же дальше? Ты не сразу забыл её? – спрашивает Кузьма.
– «Забыл!» – возмущается наш приятель. От избытка чувств он подпрыгивает на месте, едва не роняя при этом кресло. – Помню! По сей день! Каждый позвонок на её худой спине! Каждую волосинку!
– Зачем же ты женишься?! – поражается Кузьма, разворачиваясь и нависая над Василием в виде вопросительного знака.
– Верите, года два ни на кого не смотрел! – с чувством отвечает Василий. – Но время идёт. Страсти затухают. Моя невеста – не странно ли? – та самая филологиня! Верной оказалась. Москвичка, как и я. Позвонил ей как-то от нечего делать, она тут же откликнулась. Поначалу встречались время от времени, потом всё чаще. В итоге тянем резину одиннадцать лет, вот и до свадьбы дело дошло.
Не вставая, он передвигает кресло немного в сторону, чтобы было удобно смотреть на девушку, продолжающую читать журнал. Воспоминания взбудоражили Василия. Казалось, он весь горел изнутри, то и дело поднося ко рту бокал с водой, чтобы охладить свой пыл. При слове «свадьба» его передёрнуло. Непонимающе пожав плечами, Василий почесал в недоумении затылок, отчего его элегантная причёска взъерошилась, и глубоко задумался. Мы тоже замолчали, переключив внимание на прохожих.
Окончательно стемнело. Вверху, под навесом, зажглись яркие лампочки, и это прибавило чувство уюта. Появилось ощущение, что мы сидим в жёлтом шатре, прозрачные стенки которого позволяли наблюдать за близкой улицей. Там прохаживались люди, в обнимку и поодиночке, и ездили машины.
– Н-да-а-а, похолодало, – снимая со спинки кресла пиджак и надевая его на себя, говорит Кузьма.
Он тронут историей Василия, его доброе веснушчатое лицо выражает сочувствие. Ему бы хотелось что-то посоветовать, подсказать, да собственные воспоминания, разбуженные рассказом товарища, вырываются наружу, и Кузьма начинает:
– Со мной случилось нечто подобное, правда с другим уклоном. В отличие от тебя, Василий, я никогда не верил своей девушке, потому что считал её слишком хорошей для себя. Ещё бы, этакая Царевна-Лебедь, а я вроде угловатого жеребёнка с разъезжающимися ногами. Нескладный, развинченный очкарик, к тому же конопатый. Мы были ровесниками, но она выглядела более взрослой и была очень ответственной. Во всём. Я носился за ней как угорелый по институту, выслеживая, с кем она разговаривает, кому улыбается. А после задавался одним и тем же вопросом – как она может любить меня, такого неказистого на вид? Высокого, худого, словно карандаш, с узкими плечами